— Что дозволено рядовому Степанчику, не положено лейтенанту Обуту.

Ноздри у комбата заходили ходуном.

— Я рассчитывал по-хорошему договориться, — отрывисто бросил он и стремительно вскочил, опрокинув кресло. — Рядовой Степанчик, данной мне властью произвожу вас в сержанты и назначаю командиром первой роты.

Отказываться дальше было чревато крупными неприятностями и вполне предсказуемыми последствиями, Михаил ответил:

— Слушаюсь, товарищ подполковник!

— Давно бы так, — буркнул Носенко. — Распустил слюни, словно гражданский шпак... А теперь слушай, — комбат придвинул крупномасштабную карту, на которой синим карандашом были отмечены позиции противника: — Обстановка, сам видишь, аховая. Три четверти города кошке под хвост сдано. Остались отдельные очаги сопротивления — здание милиции, исполком, где сосредоточен штаб обороны, ну и мы, конечно. Тяжелее всех защитникам горисполкома. Их беспрерывно атакуют. Короче, грузи боеприпасы, бери роту, пробейся любой ценой. Понял? Повторяю: любой ценой!

— Для этого не нужна рота. Возьму небольшую группу.

— Ты командир, тебе и решать. Операцию начнешь через час...

В роту Михаил отправился в сопровождении личного ординарца Носенко. Боец был немолод, угрюм, за всю дорогу не проронил ни слова. А жаль, ординарец наверняка мог бы многое порассказать о нравах в батальоне новоиспеченному ротному. И все же молчание солдата оказалось кстати, потому что давало возможность обдумать случившееся. Уж больно круто распоряжалась Михаилом судьба. Арест. Суд. Приговор. Побег. Рядовой в одном войске, сержант — в противоборствующем. Такое даже в кошмарном сне не привидится. А ведь он был и останется офицером четырнадцатой российской армии, которая в местном конфликте участия не принимает. Черт знает что...

Встретили Михаила в роте довольно спокойно. Сержант Степанчик? Новый командир? Ну и хорошо, какая разница... Никому в голову не пришло поинтересоваться, куда подевался его предшественник. Люди были явно приучены держать язык за зубами.

Время, однако, поджимало. Час, отпущенный на подготовку, заканчивался. Отобрав десяток показавшихся ему наиболее толковыми бойцов, Михаил поспешил к бронетранспортеру. Решил, не мудрствуя лукаво, максимально загрузить боевую машину боеприпасами и прорваться на ней к горсовету. Противник, конечно, не дурак, если блокировал здание, то предусмотрел также возможность прорыва к нему. Мины вряд ли поставили, на асфальте они слишком заметны, а гранатометы и пушки в засаде наверняка припрятали и площадь перед горсоветом прошивают сплошным огнем, через который в светлое время суток не прорваться.

Внезапность — на этом Михаил и построил свой расчет. Бойцам, которых он взял с собой, предстояло имитировать прорыв.

— Главное — побольше шума! — сказал он солдатам, разъясняя план. — Вы атакуете площадь с юга. Особенно не высовываться, себя не подставлять. А я — в обход.

Имитация прорыва удалась. По наступающим, которые, памятуя наставления ротного, старались быть не очень-то на виду, противник открыл ураганный огонь. Михаил же, обогнув здание горсовета, на полной скорости выскочил на площадь и задом подал машину к двери.

— Налетай, братва! Принимай горячие пирожки! — крикнул он, распахивая дверцы.

Обороняющиеся не сразу поняли, что прибыл свой, а догадавшись, бросились гурьбой, и работа по разгрузке закипела. Опомнился наконец и противник. На бронетранспортер обрушился шквал огня из пушек и крупнокалиберных пулеметов.

— Шевелись, братцы, — подгонял Михаил таскавших патронные «цинки» солдат. И сам, взвалив ящик на спину, побежал к двери. Над головой с мерзким свистом разорвалась мина. Земля ушла из-под ног. Уронив ящик, Михаил упал.

«Как глупо — в последний момент», — подумал с отчаянием. Попытался встать, качнулся. И потерял сознание.