Из других жизней
Так сильно я болел только еще один раз в жизни – в Гайане. Я не мог продолжать путь, и мои попутчики оставили меня в маленьком поселке индейцев из племени Патамуна на реке Эссекибо, что течет на север, где впадает в Атлантический океан. Я провалялся в этом поселке недели две в тяжком провальном малярийном бреду.
Сам виноват: противомалярийный препарат следовало начать принимать за неделю до попадания в места с опасностью заражения, все время в этих местах и неделю после. Я же пренебрег каждым из этих трех требований и мог ругать только себя.
Мне, впрочем, было не до ругани: посреди тропических джунглей меня трясло от холода, как на сибирском морозе, потом накатывал мокрый жар, словно внутри разожгли влажный костер. Я все время спал, провалившись в обрывки кошмаров, и, когда открывал глаза, обнаруживал себя в гамаке. Было трудно дышать, словно легкие забиты ватой.
Рядом с гамаком, когда бы я ни проснулся, сидела индейская девочка лет тринадцати. Как только я выходил из бреда, она вливала в меня два стакана отвара хинина – от малярии. Хинин был горький, меня начинало тошнить, но девочка была на страже и давала запить горечь лекарства восхитительным самодельным ромом, этаким самогоном из сахарного тростника. Воды, кроме раствора хинина, мне не давали. С этих пор вкус рома ассоциируется у меня с лицом этой девочки.
Раз в день она кормила меня с ложки какой-то перетертой похлебкой. Я не знал, из чего она сделана, и предпочитал оставаться в неведении.
Однажды, когда я почувствовал себя лучше и мир ненадолго перестал расплываться в вязкой дымке малярийного тумана, я спросил ее:
– Как тебя зовут, девочка?
– Девочка, – ответила девочка. – Зови меня Девочка. Так меня никто не зовет.
Как я попал в Гайану? Случайно, как и во все другие места. Инвестиционный банк, где я тогда работал, получил мандат от канадской горнорудной компании на покупку местной фирмы, занимавшейся добычей алмазов и золота на западе страны. Основным активом фирмы – “Коррайя Холдингз” – были права на добычу в западной части Гайаны, на границе с Венесуэлой. Для правильной оценки компании и определения ее стоимости нужно было подтвердить оценку этих запасов.
Мой начальник Филл Николз выбрал для поездки двух человек – Джо Коэна и меня. Джо был финансовый аналитик, я – инвестиционный банкир. Кроме того, мы оба не были женаты, что давало Филлу моральное право посылать нас в отдаленные уголки планеты на неопределенные сроки.
Джо и я радовались поездке и представляли, как будем сидеть у бассейна в единственном приличном в столице Гайаны Джорджтауне отеле “Кемпинский”, тянуть экзотические коктейли и знакомиться с не менее экзотическими гайанскими девушками. А между делом также знакомиться и с документами о подземных богатствах, принадлежавших “Коррайя Холдингз”, и производить их оценку. Тропический рай и две его известные составляющие – экзотика и эротика – ожидали молодых инвестбанкиров из Нью-Йорка.
По прилете мы выяснили, что у “Коррайя Холдингз” имеется только оценка запасов, сделанная британцами еще в 1935 году, когда Гайана была их колонией. На основании этих документов компания и получила права на добычу от гайанского правительства, заплатив кучу денег кому следует. Владелец компании Майк Коррайя объяснил нам, что решение нужно было принимать в спешке, поскольку через три месяца в стране выборы и неизвестно, как себя поведет новое правительство. Куй алмазы, пока горячо, сказал Майк. Неудивительно, что он спешил продать свою компанию канадцам.
Мы с Джо отправились в Министерство геологии, где нам подтвердили, что никаких других оценок данных запасов, кроме британских многолетней давности, не имеется. И посоветовали сделать оценку самим. То есть нанять независимых геологов, поехать в джунгли и проверить концентрацию алмазов и золота в почве и речном песке.
Наше нью-йоркское начальство одобрило этот план. Во-первых, канадцы уже заплатили “Коррайя Холдингз” солидные деньги при подписании договора о намерениях, и вернуть их, если сделка не состоится, будет сложно. Во-вторых, канадцы заплатили нашему банку за оценку компании лишь часть денег, и если мы сейчас проинформируем их, что нет документов, подтверждающих запасы, они могут расторгнуть договор с “Коррайя”, а стало быть, банк не получит свою комиссию полностью.
Главное же, как объяснил Филл Николз, произведя оценку сами, мы увеличим количество времени и усилий, потраченных на сделку, и возьмем за это с канадцев еще больше денег.
– Наймите самолет, возьмите геологов и слетайте туда на пару дней, – принял решение в тиши своего нью-йоркского кабинета с видом на Гудзон мудрый Филл. – Только без эксцессов.
Не знаю, что он под этим подразумевал, но без эксцессов не получилось.
Жизнь в Гайане напоминала мне Сибирь: в воздухе было разлито такое же ощущение предстоящей беды. Ничего хорошего никто не ждал, но и не особенно о том тревожился: такая жизнь, и другой ждать не приходилось. Вскоре выяснилось, что свободных геологов, готовых полететь с нами на запад страны, было немного, а именно один – бывший поляк Рафаил Свенски. Судьба занесла Рафа в Гайану лет пятнадцать назад, и он – как и другие до него – тяжело заболел магией жизни в полудикой тропической стране, когда-то названной британцами Зеленый Ад, и остался там навсегда. Я его понимаю: сам бы остался. Но не мог: меня ждали в Нью-Йорке мама и маленькая Маша.
Мы наняли крошечный самолет с двумя сиденьями – для пилота и еще одного пассажира – и полетели. На сиденье для пилота сидел пилот, на сидении для пассажира – Раф Свенски, а Джо, помощник Рафа по имени Бад Рамчаран и я устроились на мешках и ящиках на полу самолета. Все время полета пилот и Раф с удовольствием вспоминали подробности разных авиакатастроф в этой части страны.