— Обожаю твои волосы, — шепчет мне в макушку, — обожаю… — повторяет хрипло Давид и, кажется, он уже имеет в виду совсем не волосы.
Мне так хорошо, как никогда. Только одно омрачает… Как объяснить Давиду то, каким образом документы «Парадайз Плаза» оказались у Лазарева? Ведь это собственноручно сделала… я.
Глава 45
Мирьям
— В смысле? подруга, ты сейчас не шутишь?
Улыбаюсь, глядя на обалдевшую Аньку, застывшую возле белоснежного косяка дверного проёма ванной комнаты. На голове у подруги сооружен тюрбан из большого махрового полотенца ярко-желтого цвета, из-под которого выглядывают влажные пряди светлых волос. В правой руке Ожерельевой зеленая зубная щетка, а в голубых глазах горит неподдельное удивление, граничащее с шоком. Она такая милая, что я почти неимоверными усилиями сдерживаю себя, чтобы не ущипнуть девушку за круглые румяные, словно наливное яблочко, щечки. Как же я буду скучать!
— Да какие шутки, Ань? — отвечаю импульсивно Ожерельевой, вытаскивая из огромного зеркального шкафа розовый глянцевый чемодан — тот самый, с которым прилетела из солнечного Сочи. — Сидит в машине. Ждет, когда добро дам, чтобы поднялся на этаж. Задумчиво дотрагиваюсь белой небольшой бумажки с черными отметками и надписями. На чемодане до сих пор красуется криво наклеенная наклейка из аэропорта Анапы. Усмехаюсь, вспомнив, как все начиналось. Прошло-то всего ничего, а по ощущениям — год, как минимум, пролетел!
— Да, где же она? — бормочет из ванной подруга, и неожиданно я слышу приглушенный всхлип. На кафельную плитку что-то громко падает, а затем слышится тяжелое сопение. Судя по звуку, упало ничто иное, как любимая деревянная расческа Аньки, та, что с натуральной щетиной. — Черт…
— Ань?
Ожерельева не откликается, и я обеспокоенно направляюсь к ней. Подруга стоит у зеркала, наклонив голову вниз, и энергичными движениями рук сушит полотенцем волосы после душа. Прочищаю нарочито громко горло, привлекая внимание. Подруга резко поднимает голову, и я встречаюсь взглядом с голубыми уже покрасневшими заплаканными глазами.
Прежде, чем успеваю хоть что-то сказать, Анька начинает жалобно причитать, утирая слезы:
— Ты не подумай, Мир. Я за тебя очень рада. Очень… но что же теперь будет?! — небольшой носик блондинки забавно морщится, вздернутый кончик заметно краснеет. — Мне теперь к тебе, что, Мирьям Руслановна обращаться? А когда мне с квартиры съезжать? Мирочка, милая, пожалуйста, можно мне дня два на сборы? — тараторит подруга без остановки, нервно заламывая пухлые пальчики.
Моргаю недоверчиво. Да уж!
Похоже, все-таки не я одна такой специалист «по накручиванию» себя.
— Что ты уже выдумала, дурная? — подхожу ближе и глажу Аньку по светлым влажным волосам, не замечая того, как уже сама растроганно пустила слезу. — Ну, какая я тебе Мирьям Руслановна? Ты чего?
— Садулаевааа! — завывает, не успокаиваясь, подруга, прижимая меня к себе так сильно, что, кажется, еще чуть-чуть и будет слышно, как ребра трещат. — Я так радааа, Мирааа. — А чего ревешь? — смеюсь уже сквозь слезы, понимая, как же мы с Анькой стали близки за все это время. Столько всего пережили.
— Не знаююю, — все так же смешно тянет подруга, хлюпая носом. — Мирка, скучать буду!
Успокоив Аньку, я клятвенно уверила, что между нами ничего не изменится и из квартиры ее никто не погонит. Следующие полчаса у нас ушли на то, чтобы утрамбовать вещи в чемодан и большой пакет с говорящей надписью ЦУМ. Уж не знаю, что покупал Давид, но судя по размеру пакета, точно не галстук.
— А какой дом у Давида Мансуровича? — в голосе Анюты звенит откровенное любопытство, только вот я не могу его удовлетворить. — Наверняка целый дворец с колоннами и большой мраморной лестницей!
Пожимаю скромно плечами. Вряд ли Давид предпочитает минимализм. Какие уж там колонны… Как вариант, хайтек или же такой модный в последнее время лофт. Стыдно признаться, но я и правда не знаю. Так уж вышло, что из вредности, я так ни разу и не была в доме, который построил для меня Давид. Встряхнув волосами, отвлекаюсь от будоражащих мыслей.