Том пожал плечами, словно его совершенно не интересуют красивые девушки.
– Я бы поехал с тобой, – сказал он. – Тем более что я даже не говорю по-французски. Тебе придется водить меня за ручку.
– Я только и делаю, что вожу всех за ручку, – улыбнулась Ребекка. – И французы, конечно, заметно нас опережают. В смысле секса, вот я о чем.
Том надул щеки и медленно выдохнул. Провел ладонью по лбу. Отхлебнул пива и запил его виски. Ребекка отпила джин-тоник. Мы с ней полюбили этот незамысловатый коктейль. Вот что нас объединяет. Нам обеим нравится вкус джина. Джин нас сближает. После двух бокалов я перестала на нее сердиться. Я находила ее забавной и восхищалась ее язвительными остроумными замечаниями. Не надо быть гением, чтобы понять, что моя к ней неприязнь происходит от зависти. Сказать по правде, мне хотелось быть ею. И она тоже стала ко мне терпеливее. Может быть, потому, что я сидела тихо и не вмешивалась в разговор. Ребекка любит, когда ее слушаются. И она любит блистать. В этом смысле мы с ней очень разные. Так часто бывает с подругами. Два экстраверта недолго продержатся вместе, а двум интровертам просто не хватит ресурсов, чтобы подружиться по-настоящему. Я отпила еще джина. Я не забыла, как меня вывернуло в прошлый раз, но теперь я, похоже, уже начала привыкать к алкоголю. Во всяком случае, я пока не ощущала никаких негативных воздействий.
Том рассуждал о разных французских фильмах. Я не видела ни одного, но Ребекка авторитетно высказывалась о каждом из них. Да, она тоже любит Трюффо, но Шаброль, как ей кажется, скучноват. Теперь нога Тома прижималась к ее бедру, но она не пыталась от него отодвинуться. Она потребовала третий джин-тоник. Пока Том ходил к барной стойке, Ребекка освежила помаду, глядя на себя в зеркальце в пудренице. В качестве завершающего штриха она провела языком по губам, чтобы они влажно блестели.
Том вернулся с напитками и наконец снял свою кепку. Волосы у него на макушке так и остались примятыми. Он сделал шумный глубокий вдох и посмотрел на меня, пытаясь вспомнить, о чем мы только что говорили. Молчание затянулось. А затем Ребекка сделала нечто немыслимое. Подняла правую руку и зарылась пальцами в густые волосы Тома. Я попросила ее прекратить, но она запустила пальцы еще глубже, до самой кожи.
– У тебя шикарные волосы, – сказала она.
– Не моя заслуга, – ответил он. – Они мне достались от дедушки, португальского моряка. Это португальские волосы.
Ребекка убрала руку. Ее пальцы стали слегка маслянистыми. Том посмотрел на нее. Он действительно был невероятно красив. Ребекка надула губы и скромно опустила глаза. Прошло две-три секунды. Том тихонько присвистнул и отпил пива. Удивительно, как в него столько влезает. Пиво – очень мужской напиток. В нем все мужское: тяжелая кружка с ручкой под крупную руку, грязноватая пена, мутно-коричневый цвет, горький вкус. Я сама никогда бы не стала пить пиво, тем более из большой кружки. Но мне нравилось наблюдать, как пьет Том. Жадно, со смаком. Как дикий зверь на водопое.
Рискну предположить, что в эти мгновения между Ребеккой и Томом что-то произошло. Они оба думали об одном. Но Ребекка, хотя была той еще Иезавелью, все же придерживалась неких принципов, а Тому – бедному тугодумному красавчику Тому – не хватило смелости перейти к действиям. Теперь момент был упущен, и его бездействие создало между ними барьер. Ребекка была разочарована в нем. Он сам был разочарован в себе. Глупый, ничего не значащий разговор, который, как они оба знали, был всего лишь прелюдией к этому решающему мгновению, теперь уже выдохся. Радостное, приподнятое настроение сошло на нет. Неуютное молчание затянулось. Они были словно актеры, внезапно забывшие слова. Зрители в зале беспокойно заерзали на местах. Том посмотрел на Ребекку и издал тихий смешок. Ребекка натянуто улыбнулась и отпила джина.
– Ну, в общем, вот, – произнес Том в жалкой попытке разбавить сгустившуюся тишину.
– Да, – сказала Ребекка. – В общем, вот.
И хотя она лишь повторила его слова, в ее исполнении они наполнились новым смыслом. Она говорила так тихо, что Тому пришлось наклониться еще ближе к ней, чтобы расслышать. Его ухо оказалось буквально в двух дюймах от ее губ. Она произнесла каждое слово так, словно оно заключало в себе великую ценность. Было сразу понятно, чего она добивалась, но, если бы ее обвинили в кокетстве, в письменном протоколе с места происшествия были бы зафиксированы только четыре коротких, совершенно невинных слова. Теперь Тому оставалось лишь чуть повернуть голову, чтобы его губы оказались в непосредственной близости к ее губам. Ребекка прикоснулась к верхней губе кончиком указательного пальца, и, прежде чем я успела принять превентивные меры, эти двое уже целовались. От Тома пахло пивом, но само прикосновение его губ было до неприличия приятным. У меня между ног пробежала сладкая дрожь. Потом его язык проскользнул в рот Ребекки и коснулся кончика ее языка. Они напомнили мне двух собак, которые тычутся друг в друга носами. Том положил руку на колено Ребекки. Его пальцы проникли под подол ее юбки и коснулись бедра. На секунду я превратилась в Констанцию Чаттерли. Я хотела всего и сразу. Хотела униженно распластаться под тяжестью его жаркого тела. Его большая крепкая рука обхватила меня за плечи. Он притянул меня ближе к себе. Я уперлась рукой в его грудь и оттолкнула его от себя. Мое дыхание стало хриплым и сбивчивым.
Он посмотрел на Ребекку в ожидании дальнейших поощрений.
– Я хочу, чтобы ты целовал
Его взгляд заметался из стороны в сторону.
– Так я тебя и целую.
– Не Ребекку.
Моя рука по-прежнему упиралась ему в грудь. Я чувствовала, как она вздымается и опускается, словно морская волна. Он озадаченно хмурился. Ребекка мысленно выругалась.
Я назвала ему свое имя. Он недоуменно его повторил.