Это правда. Смысла нет никакого. Я встаю утром, иду на свою глупую работу, возвращаюсь домой, смотрю телевизор или читаю какой-нибудь роман. Потом ложусь спать, утром снова встаю, и процесс повторяется до бесконечности. До посинения. По сути, я не человек, а какой-то автомат.

– Я не знаю, как измениться, – сказала я. – Так, чтобы все опять не оказалось бессмысленным.

– Что вы так уцепились за смысл? – сказал он. – Разумеется, ни в чем нет смысла. Смириться с мыслью, что жизнь бессмысленна, – вот первый шаг к освобождению.

– Если все бессмысленно, то какой смысл меняться? – спросила я.

Разговор становился все более интересным.

Бретуэйт поднялся со стула и принялся расхаживать по кабинету с наигранным раздражением.

– Я понял, в чем ваша проблема, Ребекка. Вы много думаете, но мало делаете. Вы сами себя искалечили.

– И что мне делать? – спросила я.

– Перестать ждать, что кто-то другой будет подсказывать вам, что делать.

Я ответила, что за пять гиней в неделю я все же могла бы рассчитывать на какой-то совет.

– Если я вам скажу прыгнуть под поезд, вы пойдете и прыгнете? – спросил он.

– Вы мне советуете прыгнуть под поезд?

– Я ничего вам не советую. Вы должны сами решать, что вам делать.

– А если я все-таки брошусь под поезд?

– Никуда вы не броситесь. Чтобы прыгнуть под поезд, нужна сила воли, а ее у вас нет.

– Я могу прыгнуть просто назло вам, – сказала я.

– А вам не кажется, что это будет пиррова победа?

Бретуэйт замер на месте и отодвинул стул в сторону, причем с такой силой, что уронил его на пол. Он уселся на пол вплотную ко мне, так что его грудь почти касалась моих колен.

– Забудем о смысле, – сказал он. – Жизнь – это не смысл. Это опыт.

Вельветовые бороздки на бедрах его брюк были заметно истерты. Уж при его-то почасовой ставке он мог бы позволить себе новые брюки.