– Прекрати, – сказал я.

– Нет, я серьезно. Ведь наша планетарная культура так молода. Меньше века истории. Нам такие истории нужны.

– Ну, – я пожал плечами и потянулся к стоявшей на столе бутылке; разбитый локоть отозвался на движение уколом боли. – Могу уступить авторские права. Продай историю «Лапине Групп». Глядишь, сделают из этой херотени конструкт-оперу.

– Вот ты смеешься, – в глазах Роспиноджи вспыхнул предпринимательский огонек. – А ведь на такой домашний продукт есть спрос. Мы практически все импортируем с Латимера, а сколько можно жить чужими мечтами?

Я налил себе очередные полстакана виски:

– Кемп как-то справляется.

– Ой, Такеси, то ж политика. Совсем другое дело. Компот из неокуэллистских сантиментов и старомодного коммин… комму… – он пощелкал пальцами. – Подскажи, ты же с Харлана. Как эта фигня называется?

– Коммунитарианизм.

– Во, точно, – он яростно тряхнул головой. – Такое не выдержит испытания временем, не то что старая добрая героическая сага. Плановое производство, социальное равенство – точно какой-то чертов образовательный конструкт для начальной школы. Кто ж на такое купится, господи Самеди? В чем тут смак? Где кровь и адреналин?

Я отхлебнул виски и, скользнув взглядом по крышам складов Участка 27, принялся рассматривать угловатый скелет основной постройки раскопа, залитый закатным светом. Свежие слухи, поступавшие по запрещенным каналам, а потому наполовину утонувшие в помехах и глушилках, утверждали, что война набирает обороты на экваториальном западе. Контрнаступление Кемпа, не предусмотренное Картелем.

Жаль, что Каррера больше не может ничего предусматривать за них.

Напиток скользнул в желудок, заставив меня слегка поежиться. Виски пробирало довольно сильно, но делало это деликатно и интеллигентно. Это был не тот заубервильский сорт, который мы пили с Люком Депре на прошлой неделе, а по субъективным ощущениям – целую вечность назад. Я почему-то не мог представить, чтобы его можно было найти у Роспиноджи.

– Уж чего-чего, а крови пока хватает, – заметил я.

– Да, пока хватает. Но это на время революции. Ты подумай, что будет после. Предположим, Кемп выиграет эту смехотворную войну и учредит свой ненаглядный институт голосования. Как считаешь, что он сделает потом? А я тебе скажу что.

– Даже не сомневался, что скажешь.

– Меньше чем через год он подпишет те же самые контракты с Картелем, чтобы сохранить прежнюю динамику денежных потоков. А не подпишет – его, э-э, выголосуют вон из Индиго-сити его же собственные люди и подпишут все сами.

– Мне он не кажется человеком, который уйдет мирно.

– Да, в том-то и проблема с голосованиями, – рассудительно произнес Роспиноджи. – Судя по всему. А тебе с ним вообще доводилось пересекаться?

– С Кемпом? Да, несколько раз.

– Ну и какой он?