Эти слова всплыли в голове, как подступившие к глазам слезы. Как волчье рыдание, вырвавшееся из груди, когда погибли Ломанако и Квок.

– Хорошо, – сказал он просто. – Но немного поздно.

– Видел, что находится за твоей спиной, Айзек?

– Видел-видел. Впечатляющий, но очень мертвый. И никаких призраков, – он сделал паузу. – Еще что-нибудь хочешь сказать?

Я покачал головой. Он поднял «санджет».

– Это тебе за моих убитых людей, – сказал он.

– Да взгляни же ты на него, твою мать! – воскликнул я, вложив в крик всю силу убеждения посланника, и на какую-то долю секунды его голова дернулась. Я вскочил, распрямляясь в экзокостюме, как пружина, метнул интерфейсник под открытую лицевую пластину, пригнулся и бросился на него.

Скудные крупицы удачи, тетраметовый передоз и остатки боевой готовности посланника. Это все, чем я располагал, и это все я вложил в свой бросок. Послышался треск «санджета», но выстрел пришелся на место, где меня уже не было. Может быть, Карреру сбил мой выкрик, может, брошенный в лицо пистолет, а может, дело было в том же общем усталом осознании, что все кончено.

От удара он попятился, и я зажал «санджет» между нашими телами. Он выставил блок по технике боевого дзюдо, с помощью которого перекинул бы небронированного противника через бедро. Но сила, которой ссудил меня костюм Ломанако, помогла устоять. Еще несколько шагов назад – и мы оба влетели в мумию марсианина. Насест опрокинулся и разбился на части. Мы шлепнулись поверх обломков, как два клоуна, пытаясь подняться и оскальзываясь. Труп рассыпался. Нас окружило облако бледно-оранжевой пыли.

Прости.

Прощения просить будешь потом сам у себя, если его кожа лопнет.

Лицевая пластина Карреры была поднята, он тяжело дышал. И наверняка набрал полные легкие этой пыли. Еще какая-то часть осела на его глазах и открытых участках лица.

Первый вопль он издал, когда почувствовал, как она начинает въедаться в кожу.

Затем последовало еще несколько криков.

Он, шатаясь, попятился от меня. «Санджет» с грохотом упал на пол. Каррера принялся тереть лицо, по всей вероятности только сильнее размазывая по тканям растворяющую их субстанцию. Из груди вырвался низкий горловой звук, а между пальцами показалась бледная красная пена. Затем пыль, похоже, разъела часть голосовых связок, крики стали похожи на бульканье воды в забитой водопроводной трубе.

Продолжая издавать эти звуки, он обрушился на пол, хватаясь за лицо, словно пытаясь удержать его на месте. Изо рта вытекали крупные сгустки крови и куски ткани из поврежденных легких. Когда я поднял «санджет» и нацелил его на Карреру, тот уже захлебывался в собственной крови. Облаченное в полисплав тело содрогалось в конвульсиях.

Прости.

Я приставил дуло к его рукам, закрывавшим плавящееся лицо, и нажал на спусковой крючок.

Когда мой рассказ подошел к концу, Роспиноджи хлопнул в ладоши, сразу став похожим на ребенка, которым не являлся.

– Просто отлично, – выдохнул он. – Готовый героический эпос.