— Мать честная! — воскликнул Каширин, наклоняясь над креслом. — Ого! На обшивке следы крови, глубоко вошла. Жестоко, спору нет. Но зачем? Таким образом ведь не убьёшь.

— Как сказать, Антон Филаретович. Если лезвие смазать ядом, то можно и сдушегубить.

— Вот оно что! Теперь понятно, почему потерпевший еле дышит. — Он поднял глаза на Поляничко. — Приёмышева увезли в санитарной карете. Даст Бог, выкарабкается.

— Спаси его Господь от смерти, а нас с вами от позора! — Начальник сыска перекрестился и велел: — Пошлите за судебным следователем. И выясните, кто заходил в залу до начала судебного заседания.

— Да-да. Начну с секретаря, — согласился помощник и скрылся за дверью.

— Обратите внимание на письмо. Адрес набит на машинке. Думаю, Ефим Андреевич, его надобно вскрыть.

— Давайте посмотрим.

Начальник сыскного отделения извлёк письмо и прочёл:

— «Врата ада открыты. Слепень». Отпечатков пальцев, я полагаю, как всегда, не оставил. — Тут же протянул Ардашеву. Присяжный поверенный обратился к Каширину, допрашивающему секретаря:

— Простите, что прерываю, Антон Филаретович, могу ли я задать вопрос Сергею Макаровичу?

Сыщик пожал плечами, встретился взглядом с Поляничко и недовольно ответил:

— Задавайте, уж коли надумали.

— А когда это письмецо к вам поступило?

— Как всегда, утром вместе с почтой.

— А почтальон был тот же?

— Не могу сказать. Видел только со спины. Я слышал, что кто-то ходил по коридору, а когда открыл дверь, корреспонденция уже лежала на общем столе. Я выбрал письма, относящиеся к нашему судопроизводству, и вернулся на место. Это послание было адресовано лично Павлу Филипповичу, но его не было, и я положил конверт ему на стол в залу заседаний. Думал, что прочтёт во время прений.

— А вы не обратили внимания, что конверт не только без почтового штемпеля, но и без марки?

— Откровенно говоря, нет. Много было работы.

— Благодарю вас.

Ардашев обратился к Поляничко: