— Все, что вы видите в этом доме, принадлежало Ане, в том числе и эта собака. Но она пользовалась мадридской квартирой, только когда бывала в Испании, потому что, как вы уже наверняка знаете, местом ее проживания был Лондон.

— И вашим тоже?

— Нет, я живу в Мадриде, в этой квартире. Я снимала ее у Ане, и, хотя вообще это довольно дорогое удовольствие, так как подобные квартиры весьма высоко ценятся, с меня Ане брала гораздо меньше рыночной цены. Она говорила, что делает это, чтобы мне не захотелось никуда отсюда уезжать и что так квартира всегда будет в образцовом порядке.

— А как вы улаживали…

— Дела Ане на таком расстоянии? Сейчас, с Интернетом и видеоконференциями, это совсем нетрудно. К тому же она часто приезжала в Испанию повидаться с родителями и со своим женихом, Андреа Рескальо. Но основная часть работы совершалась здесь. Прежде всего, потому что Ане полностью доверяла мне и почти никогда не возражала против составленного мною календаря выступлений, который я ей показывала в конце года.

Внимание Пердомо привлек экран включенного телевизора, на котором беспрерывно менялась стоимость биржевых ценных бумаг.

— Вы играете на бирже?

— Уже тридцать лет. И в этом отношении Интернет тоже бесконечно облегчил мне многие вещи, ведь раньше я должна была вкладывать деньги с помощью третьих лиц, а сейчас могу сделать это сама одним нажатием на клавишу компьютера. За это время я нажила миллионы и потеряла миллионы, тем не менее баланс положительный. На самом деле я могла бы выкупить эту квартиру у родителей Ане, если они назначат разумную цену. Да, и квартиру, и все, что в ней находится, хотя это дорогие вещи. Видите это фортепиано?

Инспектор, которому было не слишком удобно смотреть снизу вверх на свою собеседницу, воспользовался случаем и встал, как бы для того, чтобы посмотреть на фортепиано. Собака, судя по всему, уже нагляделась на этот инструмент, поскольку и не подумала слезть с дивана, на котором так уютно устроилась.

— У Ане, — начала объяснять Кармен Гарральде, — была страсть к инструментам и вещам, связанным с музыкой. Это фортепиано — подлинное сокровище, оно датировано тысяча восемьсот семьдесят шестым годом, на нем когда-то играл Брамс, и его также использовал симфонический оркестр Би-би-си в своих первых записях.

Они склонились над крышкой фортепиано, и Пердомо вытащил из кармана авторучку и блокнот, чтобы дать понять своей собеседнице, что сейчас начинается настоящий допрос.

— Какой характер носили ваши отношения с Ане? — спросил он, как о чем-то не совсем приличном.

Вопрос, прозвучавший двусмысленно, встревожил Гарральде.

— Что вы имеете в виду?

— В профессиональном смысле, — продолжил Пердомо, словно не заметив реакции собеседницы. — Какого рода работу вы выполняли? Скажем, можно ли вас назвать агентом? Или, скорее, личным секретарем?

— Я была много больше, чем просто артистический агент, инспектор. Я говорю не только о глубоких эмоциональных связях, бесспорно существовавших между нами, потому что я знаю Ане с той поры, как она была подростком. Дело в том, что большинство артистов, как правило, не ограничиваются одним агентом.

— Да? И что собой представляет эта система?

Кармен Гарральде еще сильнее наклонилась к фортепиано, так что взору Пердомо представилось, что инструмент превратился в галеон XVII века с этой женщиной в качестве носовой фигуры. Прежде чем ответить на вопрос полицейского, фигура улыбнулась, но в ее улыбке не было сердечности, только самонадеянность.

— Вы лучше поймете, если взглянете на эту страницу.

Гарральде поставила на крышку фортепиано ноутбук и открыла страницу, которая называлась «Исполнители классической музыки: кто кого представляет». Слева в столбик были перечислены музыканты по категориям: композиторы, клавишники, скрипачи, виолончелисты, альтисты, контрабасисты, гитаристы, арфисты, флейтисты, кларнетисты, трубачи, саксофонисты, тромбонисты и так далее. Пердомо насчитал больше двадцати категорий. От названия каждой специальности можно было перейти к другому, гораздо более обширному списку, содержащему имена и фамилии артистов.