Казалось, Илья вполне серьёзно задал вопрос, некоторое время ожидая ответа. Чтобы не предстать невеждой, Ванька отрицательно покачал головой, как бы говоря, что нигде, ты первый и единственный.
– Вот то-то же! – гордо закончил Илья.
И снова наступило неловкое молчание.
Ванька принялся ковырять край стола, чтобы хоть чем-то занять руки, пока в голове проносился разнообразный вихрь образов и мыслей. Илья взялся подъедать остатки еды, задержавшиеся на столе. Фаня же глубоко вздохнула: ей было грустно от того, что сын, родная кровь, отреагировал немного не так как она рассчитывала.
Женщина надеялась, что после открытой правды Ванька бросится к ней в объятия, приговаривая, как ему не хватало её. На деле же он больше стал переживать за отца. С одной стороны, Фаня понимала: это самая правильная реакция, возникшая у ребёнка, росшего с одним родителем и ничего не знавшего про другого. Но досада тонкими пальцами попыталась овладеть душой несчастной ведьмы. Верно, она не воспитывала и совершенно не принимала участия в его взрослении, но она следила. Да, следила. Разве не она тогда спасла его из реки, приказав сому вытолкать мальчика на поверхность? Или не она эхом вывела из чащи заблудившегося молодого и неопытного грибника? Она всегда незримо находилась рядом с ним во время его взросления, он же сам её не замечал. Фаня встряхнулась, заменяя свою досаду виной, которую и должна была испытывать. Она сама решила отдать мальчика. Это было только её решением, хоть и принятым с лёгкого намёка Мóры – предыдущей ведьмы.
На этой мысли Фаня вдруг запнулась. Мóра утверждала, что у мальчика нет никаких способностей и что ему легче будет жить в человеческом обществе. Но ведь сейчас Ванька находится в избе лесной ведьмы, а Фаня собирается просить у него помощи, так как Лес намекнул, что только его способности могут помочь в этой нелёгкой борьбе со Злом. Но какие такие способности, если ничего не должно быть? А если теперь в Ваньке всё же найдётся хоть капелька волшебного и необычного, разве не зря тогда Мóра подтолкнула Фаню отправить сына отцу? Что-то здесь не сходилось.
Недалёкое прошлое. Глава 03, в которой появляется второй значимый получеловек
Мóра ждала. Со дня на день должна была прийти новая девочка – новая жертва, как считала Мóра. Хоть у неё была и ответственная работа – да, именно работа, – она всё равно сокрушалась о зря потраченной жизни и очень надеялась, что, даже несмотря на предрассудки, у неё будет возможность переродиться и прожить хотя бы следующий век только для себя.
Старая ведьма уже точно не помнила, сколько жила на этой поляне и изо дня в день присматривала за Лесом. Конечно, Мóра припоминала, как за ней пришли в её шестнадцатый день рождения. До этого ей нравилась жизнь в деревне, да и небольшие планы на будущее уже были. Но, узнав о звучащем, словно приказ, предложении стать Хранительницей, родители моментально поменяли свои мысли относительно этого самого будущего и напридумывали себе многочисленные преимущества от многолетнего дочернего служения Лесу. Конечно же, они посчитали это одним из достойнейших дел, и уверовали, что именно для этого и существует человек на земле.
Но Мóра была не очень-то согласна с их рвением и радостным предвкушением. Она хотела жить, как обычный человек, радоваться повседневной, немного рутинной жизни, а не прозябать долгие годы на хоть и уютной, но отрезанной от мира поляне, и умереть в итоге в безызвестности и одиночестве. Уже тогда Мóра поняла – от судьбы никак не отвертеться: теперь она связана с Лесом – как и он с ней, на то время, пока Хранительница будет жива.
Теперь же Мóра сидела в ожидании своей преемницы, которую подобным образом вырвали из родительского дома, из, возможно, даже и не очень, счастливого будущего. Ведьма беспокоилась за эту свежую кровь, переживала за девушку, предчувствуя надвигающуюся на неё напасть. Но она была не в состоянии предсказать и предугадать, откуда случится беда и каков будет её вид.
***
На следующей день после разговора с Фаней, ближе к вечеру, возле домика Мóры раздался еле слышный шорох, похожий на звук осторожных шагов. Мóра насторожилась, обратив весь оставшийся в сохранности слух к улице. Это могло быть либо обыкновенное животное – что было очень вероятно, либо сам Лес решил пожаловать в гости – такого лично с ней никогда не случалось, но мало ли. Рассчитывать на заблудившегося путника не имело смысла: люди просто не смогли бы найти дорогу к её избушке, так как поляна была огорожена некоторой защитной силой, отваживающей незваных гостей.
За окном снова послышался шорох, на этот раз более явственный: кто-то приближался к двери. Мóра насторожилась: Фаня не успела бы добраться до неё так скоро, а вот какая-нибудь нечисть вполне могла бы рискнуть сунуться – такого лично с ней никогда не случалось, и всё-таки.
Мóра тяжело поднялась с лавки, стараясь не шуметь. Она аккуратно взяла посох, передающийся Хранительницам из поколения в поколение, и, осторожно обходя скрипучие половицы, двинулась к двери, попутно прихватив измельчённые листья крапивы. Она поднесла руку с травой к губам и зашептала в неё:
Очевидно это был защитный заговор, рассчитанный на успокоение и, возможно, запутывание крадущегося в ночи.
Но, подойдя к двери, Мóра поняла: для того, чтобы отворить, ей придётся с чем-то расстаться – или бросить посох, помогающий собрать силы, или расстаться с травой, превратившейся после заговора в сильнейшую из защит от, вероятно, враждебно настроенного существа, притаившегося за порогом.
Наконец, Мóра отважилась оставить посох в стороне. Приготовившись раскрыть дверь и весьма недружелюбным тоном поинтересоваться у темноты, кого же она там прячет, старуха запнулась: в дверь тихо и очень неуверенно постучали, словно проситель боялся отказа или недружелюбного принятия.
Мóра опешила. Она не ожидала от ночного гостя такого одновременного дерзкого и естественного способа пробраться в ней в дом, как стук в дверь. Ведьма вся подобралась и, насколько позволяла её старость, громко и сурово спросила:
– Кто пожаловал в такое позднее время к старой ведьме? – Мóра скривилась от помпезности своего вопроса, но с помощью его хотя бы успела поведать, кто она, с намёком на то, что в этой стычке ей терять нечего.