ЦИТЕРА БРАСС: Сессия третья, день второй. Арло Ковингтон, сертифицированный бухгалтер, представитель «Оксблад», приказал вашей съёмочной группе покинуть Адонис. Почему вы его не послушались?

ЭРАЗМО: Мы послушались. Мы просто… отвлеклись. Послушайте, я знаю, вы считаете нас оравой бесполезных тунеядцев из театрального кружка, но мы, все до единого, профессионалы. Мы очень быстро разобрались в ситуации. Доктор Нантакарн подготовила мобильную реанимационную палату ещё до того, как мы начали запланированные погружения. Ретта изолировала Анхиса и надела на него перчатки, чтобы он больше никого не смог заразить. Она занялась Мари, вырезала ту штуку из её ладони и забинтовала ещё до того, как Конрад и Франко убрали наш завтрак. Дала ей морфий от боли. Мари отключилась. Она спала в медицинской палатке, пока мы обсуждали, как быть с Горацием.

Венерианские колодцы с пресной водой глубоки. Чтобы пробиться сквозь слой солёной воды, надо копать и копать. У нас был направленный микрофон и маленький грузоподъёмный кран. Слишком мало. Макс сказал… он сказал, Гораций уже нашёл свою могилу. Можно было накрыть колодец, высечь сверху его имя. Это была бы красивая могила. Он пытался быть добрым. Доброта Максимо бывает омерзительной. Но я не смог так поступить. Я не мог просто взять и позволить Горацию гнить там внизу, чтобы его жевали какие-то слепые жуткие черви, или кто там живёт в подбрюшье Венеры. У меня слишком хорошее воображение. Я представил, как какой-то жуткий ночной угорь откладывает яйца в его глазницах… Я не мог оставить его там, во тьме. Он заслужил финальную сцену получше. Кроме того… он мог оказаться жив. Что если он просто сломал ногу? Обе ноги? Что если он умирал, истекая кровью на дне?

Ну так вот, единственным другим вариантом были тросы ныряльщиков. У нас остались два костюма: один для ныряльщика и один для оператора, и много дыхательных шлангов. Мы могли опустить кого-то в колодец, в точности как опускали бы с гондолы в Кадеш. Я подумал, что это надо сделать мне. Вы поглядите на меня — я очевидный выбор. Я крупный мужчина, я сильный, я мог бы вынести Горация наверх без труда. Как пожарный. Я бы всех вынес.

Но Игги зарубил эту идею на корню. «Деревенские колодцы книзу сужаются. Ты можешь там застрять, и, знаешь ведь, нам надо будет опустить тебя и вытащить тебя и тело… и Горация… наверх. У нас нет альпинистского оборудования. Ни обуви с шипами, ни крюков. Шланг может лопнуть. Мы можем тебя уронить. Ты самый тяжёлый из нас, Раз. Спуститься должен самый лёгкий».

И все повернулись к Арло.

ЦИТЕРА: Фоновый шум прекратился, пока шёл этот разговор?

ЭРАЗМО: Нет. Может быть? Я не уверен. Его сила не была неизменной. Он то возрастал, то слабел, потом снова делался мощнее. Но ритм в нём так и не появился. Если бы в нём был ритм, мы бы в конце концов перестали обращать внимание, как перестаёшь замечать шум дорожного движения поздно ночью в Титоне. Но он никогда не затихал полностью, он просто трещал и вопил, и выдавал те жуткие, неразборчивые всплески рёва.

ЦИТЕРА: И Ковингтон согласился спуститься в колодец за оператором?

ЭРАЗМО: За Горацием. Удивительное дело, но да. Все произвели одни и те же мысленные расчёты: мы не могли рисковать доктором, я бы ни за что не позволил Рин спуститься туда, Мари была в отключке, в Крисси почти шесть футов и она похожа на поджарую самку гепарда. В любом из нас веса было больше, чем в Арло. Спускаться должен был самый лёгкий. Вы его знали — худой, как жокей, и такой же невысокий. Но при этом жилистый. Наверное, спортом занимался — бухгалтеры обычно не бывают такими гибкими.

ЦИТЕРА: Вообще-то он занимался греблей. Был в команде «Оксблад». Каждое утро в четыре ворочал вёслами где-то в Море Дождей.

ЭРАЗМО: A-а. Понятно.

ЦИТЕРА: Вы сказали, он согласился на этот план? Вы его не принуждали?

ЭРАЗМО: Так сказали остальные? Что я на него надавил?

ЦИТЕРА: Я задала вопрос вам. Мне сложно в это поверить, мистер Сент-Джон, потому что Арло ненавидел замкнутые пространства. Он работал со счетами «Оксблад» на берегу озера в парке Усаги, чтобы не страдать в своём кабинете. И вот, по вашим словам, он с радостью согласился с планом, который подразумевал, что ему придётся прыгнуть в дыру в земле.

ЭРАЗМО: Не тратя ни секунды на споры. «Он ваша семья, — так Арло сказал. — Родных нельзя бросать в беде». Не знаю. Может, он когда-то потерял брата. Может, его мама бросила. Может, вы не так уж хорошо его знаете. Но так уж вышло, что в тот момент я ощутил к Арло Ковингтону безумную любовь. Он даже не стал канителиться. Облачился в костюм сразу же — нам пришлось затянуть его ремнями, чтобы подогнать по фигуре. Он и шлем надел, чтобы защитить голову, если вдруг упадёт. Мы соорудили перевязь для Горация из гамака и клейкой ленты, прикрепили к поясу Арло фонарь и привязали к его груди гордость и отраду Марианны. Если бы она не плавала в море морфия, сошла бы с ума. Отправить её деточку в большую чёрную дыру? Да ни в жизнь. Понимаете, она привезла с собой новёхонький прототип эдисоновского беспроводного микрофона. Чтобы испытать его в полевых условиях с полной нагрузкой.

ЦИТЕРА: То есть это был микрофон модели «Эхо-I-Ультра»?

ЭРАЗМО: Совершенно верно. Марианна не позволяла никому даже прикасаться к этой штуке. Она должна была записывать всё, что делала с микрофоном, чтобы передать записи компании, когда мы вернёмся домой. Она всё время повторяла, что он стоит дороже «Моллюска», хоть это и кажется мне чепухой — он выглядел, как маленькая жестяная коробочка для ланчей. Он был нам нужен. Что если случится беда? Мы бы с радостью гуляли по Белому Пиону с зонтиками и песней в сердце, но если речь пошла о прогулке внутрь Венеры… мы не могли допустить, чтобы у Арло не было ни единого способа сказать нам, что что-то пошло не так. Мы прикрепили «Эхо» к его груди клейкой лентой и настроили полевое радио на семьдесят шесть мегагерц, его частоту. Я выкрутил звук до максимума и взмолился небесам, чтобы мы расслышали Арло сквозь белый шум.

ЦИТЕРА: В котором часу мистер Ковингтон начал спуск?

ЭРАЗМО: По-моему, примерно в 11:00. Стояла липкая жара; воздух как будто совсем не двигался. Мы помогли Арло доковылять до центра городка, где располагался колодец. Он стоял там, как герой комиксов, посреди руин, всех этих изуродованных, искалеченных домов, с водолазным шлемом под мышкой, словно Отважный Барракуда из того старого мультфильма «Каприкорн», «Арахнид против Семи морей». Он нам улыбнулся — и я знал, что его терзает ужас, так что ему наверняка было очень нелегко одарить нас этой улыбкой, похожей на вспышку сверхновой. Он просто пытался нам сказать, что всё будет хорошо.