— Господи, кто-нибудь, принесите ей бумажный пакет, — сказала Мод Локсли.

— Скажи им! — визжал Эдисон. Король Звука-и-Цвета орал с выпученными глазами, в луже остывшей крови. — Эта грёбаная шлюха обвела меня вокруг пальца, пока я был в Элише, на Всепланетной выставке! А когда я вернулся, ты опять была стройной и подтянутой, разве нет, сука? Иезавель[81], аферистка проклятая…

Всё шло так хорошо. Прямо как в кино. Прямо сейчас, в своей каюте, в тиши глубокой, скорбной ночи, я думаю, что всё шло хорошо, потому что… так и должно быть в кино. Я применила заклятие, и на миг, лишь на миг, у жизни появился сценарий. Детектив запирает двери, называет подозреваемых, и в конце концов кто-то признаётся. Вот как это работает. Это инстинкт. Фредди не мог ему сопротивляться. И Перси не мог. Не могли они сопротивляться желанию заползти внутрь сценария. Там безопасно. Удобно. Тепло. Сценарий приглядит за тобой.

Но Перси всё остановил.

— А ну-ка все остыли! — Персиваль Анк, со всеми своими пороками и добродетелями, может вопить громче любого из моих знакомых. «Тишина на площадке!» — Слушайте меня. Мэри, я ценю то, что ты делаешь, но в этом нет необходимости. Я расскажу тебе правду. Мы с Фредди выпили пару скотчей на палубе, беседуя о новой модели камер. Фред похлопал меня по спине, а когда повернулся, то увидел Пенни и Тада через окна бального зала. Таддеус поцеловал Пенни, и у Фредди потемнело в глазах. Нельзя мужчину винить за такое. Он выбил дверь плечом, набросился на Тада, началась драка, мы боролись — все мы, все четверо! Мы боролись, и пистолет сработал. Нажать на спусковой крючок мог любой из нас: я, Пенни, Фред — мы все в какой-то момент за него схватились. Но это был несчастный случай. И теперь нам надо решить вот что: сколько жизней этот ужасный несчастный случай уничтожит?

У меня в желудке образовалась жуткая пустота.

«Он лжёт».

Как Эм-Эм всегда говорила, цифры не сходятся. Солнце может взойти утром синим, как Нептун, тающий лёд может превратиться в пламя, я могу стать чемпионкой мира по прыжкам в длину, но Таддеус Иригарей не целовал Пенелопу Эдисон. Этого не было. Меня хватает на обе стороны, но Тад был по-настоящему голубым. Я хотела об этом сказать, но не смогла. Не в той комнате. Не со всеми этими людьми, которым Таддеус не доверял достаточно, чтобы рассказать им правду при жизни. Не при Элджерноне-Бэ-Болване, который в уме уже писал колонку на следующую неделю. Даже трупу можно испортить жизнь. А репутацию трупа нельзя исправить. Так что я набрала в рот воды. Прости меня, Боже. Я не допущу, чтобы Таддеус вошёл в историю как просто ещё один мёртвый извращенец. Потому что так мы все кончаем, разумеется. Нет. Я позволю, чтобы его сердце превратилось в чью-то поучительную историю.

Или, может быть, я просто испугалась. Фредди, Перси, их всех. Я не справилась с собой. Я подумала: «Перси, малыш, ты хочешь всё отмотать назад и снять заново, чтобы запечатлеть пулю под лучшим углом? Убедиться, что тени правильно упадут на глаза Таддеуса в тот момент, когда свет в них погаснет? Или ты мог бросить ему в лицо реплику получше? Или Пенни, или Фреду? И с чего бы тебе лгать ради них? С чего беспокоиться? Ты же на самом деле с Пенни не знаком. С Фредом вы общались с детства, да… но братские связи никогда не распространяются на жён. Так чем же Тад тебя обидел, Перси? Как он на самом деле заслужил эту пулю? Почему всё это происходит?»

— Чей это был пистолет? — спросила я.

— Что?

— Чей пистолет? Кто притащил оружие на вечеринку?

— Я, — признался Перси. «Ох, Перси, нет…» — Я показывал его Фреду. Хвастался, видимо. Мне не улыбается угодить в погреб «Плантагенет», Мэри. Я защищаю себя. У Мод пистолет в набедренной кобуре. Спроси её. Это не так уж и странно.

Потом Персиваль Анк сказал нам, что будет дальше. Это было его лучшее режиссёрское достижение, которое видели только тринадцать человек. У Таддеуса был сердечный приступ. Корабельному врачу можно заплатить; да и вообще, он едва закончил медицинскую школу. Мы всё вычистим, все мы вместе, и Таддеуса кремируют раньше, чем кто-то отличит белое от чёрного. У каждого из нас есть причина хранить эту тайну. Потому что мы соучастники, потому что мы хотим, чтобы наш безвкусный журнальчик распространялся по всей Солнечной системе, потому что мы не хотим остаться без гроша после развода, потому что нам нужна роль, потому что наплевать, потому что мы любили Таддеуса Иригарея и не хотим, чтобы его запомнили как разлучника или чего похуже, потому что мы сможем вечно жить за счёт тех услуг, которые Анк и Эдисон будут нам оказывать.

А что же я? Буду ли я молчать? Я сказала, что да. Я пообещала. Щёки мои зарделись, когда я это пообещала. Я взяла свои серебреники — любая роль по моему желанию, и режиссёрское кресло в придачу. Впрочем, по правде говоря, я думаю, что мне, наверное, пришло время уйти на покой.

Не хочу писать о том, как оттирала эбеновый пол от крови металлической щёткой. Или как сожгла свои бизоньи меха в котельной. Но я вот что хочу записать: пока мы приводили Тада в порядок, я разжала его пальцы и вытащила из месива спёкшейся крови скомканный клочок бумаги. Я не стала его разглядывать, пока не добралась до своей каюты.

Это фотография. Маленькой девочки.

Все дети смахивают друг на друга, и пусть я не уверена, но мне кажется, что она до жути похожа на Северин.

КАНЗАС

Расшифровка отчётного интервью Эразмо Сент-Джона, состоявшегося в 1946 г.; собственность «Оксблад Филмз», все права защищены. Для просмотра требуется разрешение службы безопасности.