[HAT. Руины посёлка Адонис на побережье Кадеша, ночь.

СЕВЕРИН АНК и её СЪЁМОЧНАЯ ГРУППА разожгли огонь в разломанных жаровнях посёлка; это единственный источник света, но его достаточно. Пламя над брикетами из мальцового молока призрачно мерцает, озаряя некогда бывшую центром небольшого городка площадь Ахава, чьё название представляет собой точный индикатор общего чувства юмора, свойственного таким же, как Адонис, деревням мальцовых ныряльщиков, разбросанным по всей Венере. Руины домов и общественных зданий Адониса видны в виде высоких теней, тревожных форм, в которых больше нельзя опознать людские дома, ибо они вывернуты наизнанку и взорваны изнутри, превращены в раздробленный остов некогда живого места. На листве, развалинах, пляже и тропинках виднеются потёки молочно-белой субстанции. Идёт слабый дождь.

У мёртвого Адониса, торжественно уложенного на морском берегу, единственный скорбящий. Великий океан предоставил музыкальное сопровождение для этого озарённого звёздным светом зрелища. В старые времена помощник звукооформителя бил бы по полу театра охапкой тростника, чтобы имитировать колоссальный, тускло-красный прилив Кадеша, великого водного массива, который проникает в каждый уголок Венеры, не имея ни начала, ни конца. Публика щурилась бы в темноте, пытаясь уловить отблески алого в монохромных волнах, изумрудного в покачивании какао-папоротников. Чёрный шёлковый шар шлюпки-амфибии с «Моллюска» слегка морщится и полощется на прибрежной полосе.

СЕВЕРИН входит в кадр, в неуверенный, припадочный свет, её короткие волосы на утихающем ветру завились от пота. Она швырнула выставочный наряд в походный костёр за кадром и теперь одета в привычные брюки и чёрную лётную куртку.

Другие фигуры движутся с деловитой энергией, пока СЪЁМОЧНАЯ ГРУППА разбивает лагерь. СЕВЕРИН протягивает руку, словно приближаясь к лошади или собаке — идёт она спокойно, тихо, — но перед ней совсем не лошадь и не собака. СЕВЕРИН неуверенно бросает взгляд через плечо на ворчащее море — и на ЭРАЗМО СЕНТ-ДЖОНА, которому временно доверили уход и питание Джорджа. Он что-то говорит ей за кадром — это понятно по тому, как она кивает, словно обдумывая загадку, и что-то говорит в ответ. Её губы движутся, но микрофоны ещё не установили. Её рот произносит слова, которые публике так и не удаётся прочитать.

МАЛЕНЬКИЙ МАЛЬЧИК ходит кругами вокруг останков Мемориала Ныряльщиков. В каждой такой деревне есть Мемориал: курган из водолазных шлемов, скреплённых на пьедестале посреди городской площади, по одному на каждого ныряльщика, который принял скорую смерть от кита, став жертвой в борьбе за драгоценное бледное золото мальцового молока. Монумент Адониса утратил свои шлемы, они исчезли вместе с жителями, но пьедестал остался. Мальчик смотрит себе под ноги и нарезает круг за кругом, бесконечно. Его руки мелькают, расплываясь, как будто он что-то подписывает или строчит на невидимой бумаге. На нём водолазный костюм взрослого размера, латунный шлем крепко сидит на шее. Костюм весь в складках, и дыхательные шланги волочатся следом, замедляя шаг.

СЕВЕРИН зовёт мальчика. Он даже не вздрагивает, не останавливается. Не смотрит на неё. Камера следит за ним. СЕВЕРИН следит за ним. СЪЁМОЧНАЯ ГРУППА медленно прекращает заниматься своими делами, и все взгляды устремляются на ребёнка. Включается звукозаписывающее оборудование, и раздаётся треск. СЕВЕРИН приседает на пятки с видом дружелюбной учительницы, по-прежнему протягивая руку вперёд, подзывая. Она кивает, словно говоря: «Ох, ну иди уже сюда». Два ребёнка в саду. Один хочет играть. Другой — нет.]

Эй, малыш… теперь всё хорошо. Теперь всё в порядке. Я здесь. Меня зовут Северин. Можешь звать меня Ринни, если тебе так больше нравится.

[МАЛЬЧИК просто продолжает кружиться, кружиться и кружиться, снова и снова. Его огромный водолазный шлем отбрасывает тень, словно чёрный прожектор. Плёнка повреждена. Она всегда была повреждённой. Её повредили во время каждодневных просмотров. Никто и никогда не видел эту запись целой. МАЛЬЧИК как будто перемещается рывками вперёд и назад вокруг разрушенного Мемориала, и монтаж создаёт впечатление, что он выпадает из реальности, а потом возвращается обратно, снова и снова.

ПЕРЕХОД К: HAT. АДОНИС, ДЕНЬ. 07:45: МАРИАННА АЛЬФРИК кричит, прижимая руку к груди ПЛЁНКА ПОВРЕЖДЕНА МОНТАЖНАЯ СКЛЕЙКА РАЗРУШЕНА ПРОПУСТИТЬ НЕГОДНЫЙ ДЛЯ ПРОСМОТРА УЧАСТОК ПРОПУСК ПРОПУСК КОРРЕКТИРОВКА НЕВОЗМОЖНА ОШИБКА 143 ОБРАТИТЕСЬ ЗА ПОМОЩЬЮ К АРХИВИСТУ]

ПРОИЗВОДСТВЕННОЕ СОВЕЩАНИЕ,

«ТЁМНО-СИНИЙ ДЬЯВОЛ»

«ЧЕЛОВЕК В МАЛАХИТОВОЙ МАСКЕ»

(Студия «Транкилити», 1960, реж. Персиваль Анк)

Аудиозапись сделана для сведения Винченцей Мако

МАКО: Нет, нет, Перси, выслушай меня. Ничего не получается.

Ладно, получается… но так неправильно! Я согласна, у атмосферы нуара есть определённая энергетика, но она серьёзно замедляет развитие сюжета. Хотя мне нравится, что мы сделали Цит Брасс секретаршей. Надо так и оставить. Скорее всего, она подаст на нас в суд за диффамацию. Но мы сказали, что дадим ему любовный интерес, а не инспектора по условно-досрочному! И что мы собираемся делать, когда доберёмся до Венеры? А мы доберёмся, я обещаю. Можешь канителиться сколько душе угодно, однако она там, в середине истории, раскинула свои гравитационные сети и тянет всё к себе. Вопрос в том, какой беспощадный финал ты собирался прицепить к сюжету? Перестрелку в Адонисе? Мёртвые пули, предательство и «федора»[53] на её могиле? Вот что там случилось, по-твоему? Она похоронена где-то в болоте, с дырой в черепе? Если продолжишь развивать тему нуара, то создашь определённые ожидания по части насилия. И смерти.

ПЕРСИВАЛЬ АНК: Варела всё это время говорил, что она мертва.

МАКО: А Эразмо — что нет. Ты сказал, что хотел бы избежать смерти, но сам её пихаешь куда попало. И ещё… Северин находится за пределами истории. И она не может на это повлиять. Это вся роль, какую ей отводит такой сценарий. Предмет на каминной полке, который окажется важным в третьем акте. Пистолет, из которого обязаны выстрелить. Она не человек — ты сам этого добиваешься, со своими игральными картами, стервами и тёмными улицами на краю космоса. Она просто цель.

АНК: Не цель, Винче. Грааль.

МАКО: Ну конечно. Ладно, Персиваль… Грааль. Очень умно. Очень тонко. Но Грааль — не живое существо. У него нет собственной крови, только чужая; в нём нет жизни, кроме той, которую он дарует. Его работа в том, чтобы стоять смирно и… быть Граалем. Который кто-то ищет. Это не похоже ни на кого из наших знакомых. И, по правде говоря, это слегка прозаично по твоим меркам. По нашим меркам. Мне кажется, ты сдерживаешь себя. Я-то сдерживаю. Потому что… потому что нам кажется, что она бы этого хотела. Чтобы мы сделали ставку на истории вроде тех, которые нравились ей. Ну в самом деле, насколько твой Те-Деум отличается от настоящих уранских трущоб? Да едва ли найдётся хоть пятнышко грязи, которое было бы не на своём месте. Это всего лишь… события, которые могли на самом деле произойти во всамделишном городе. Это не ты. Это не я. Это она.