Уран полон веселья. Собрание прихожан брызжет ему на лицо синей краской. Она стекает по его щекам, собирается бусинками на ресницах. Он простирает руки, манит к себе великодушным жестом — это движение всегда такое плавное и уверенное. Уран, каждый Уран множество раз его видит, прежде чем ему приходится самому это совершать.

К нему подходят женщины и мужчины. Двадцать семь. Титания, Оберон и Пак одеты в мерцающую зелёную фальшткань, и в волосах у них ежевика. На Ариэле и Умбриэле длинные серебристые вуали, а под ними — ярко-красные трико. Затем девы: великая Миранда, закутанная в паруса, увешанная золотыми кинжалами Джульетта, Корделия и Офелия, Крессида и Порция, Дездемона и Бьянка — все танцуют en pointe[51], не страшась боли, их распущенные длинные волосы неистово развеваются. Решительно ступает Просперо с посохом и книгой. Маленькие дети играют луны: Белинду, Сикораксу, Фердинанда, Сетебоса, Стефано, Мэб, Тринкуло, Франциско, Маргариту, Розалинду, Калибана, Пердиту; все скачут позади него, точно средневековые танцоры, следующие за Смертью. Карапуз Купидон стреляет из пустого янтарного лука снова и снова, целясь в каждого встречного. Уран окружён своими лунами, своим гаремом, своей семьёй.

Спутники швыряют гирлянды дождевых жемчужин, сушёных крокусовых креветок, сморчков и диких цветов варуна, оттенком напоминающих румянец и растущих на снежных дюнах Моря Короля Георга, Океана Тельхинов, Пруда Фурий и Гершеллины, просторных тёмных водоёмов этого мира.

Титания выходит из круга танцующих, хотя её выход — часть танца, а не что-то отдельное от него. В её волшебной короне мерцают осколки светостекла. На её зелёном платье, собранном из побегов плюща, такой же грубоватый набросок, как на макинтоше Урана: великие каньоны луны, носящей то же имя, процветающие фермы и шахтёрские города виднеются на её бедре, на груди, на спине. Она протягивает руку Урану; тот прижимает её к щеке. Она пышна и плодородна; он — бог воздуха и холода. Она кланяется ему, он кланяется ей. Они танцуют — не резвятся, наполовину импровизируя, как впавшие в экстаз прочие луны, но движутся согласно правилам, как оба (кем бы они ни были в эту ночь или другие ночи) танцевали дома до того, как закрыли глаза и, доверившись пушкам, полетели на край небес. Они осторожны, они напряжены и держатся на расстоянии друг от друга, их ноги ступают точно. Он ведёт, она подчиняется. Уран говорит на пиджине, местном арго шахтёров и картёжников: певучей катавасии из безупречного английского, маньчжурского, русского, пенджабского, французского и прочих языков, которые уранцы подбирали, как игрушки, пробовали на зуб, трясли и прикладывали к уху.

УРАН — ТИТАНИИ: Эге-гей, моя ларкхи, дифуцзинь моя, моя мадмуабелль, жё лягу на бок рядом с тобой, будем мы совладельцами нераздельными, сюр-ля-ву. Повеселишься со мною чуток, кеске-да?

ТИТАНИЯ — УРАНУ: Ойе сохнейя, пьянчуга ты мой. Жё кругом пройду с тобой, и не упаду.

УРАН: Взгляни-ка на всех этих шумных утконощенов, коих сделали мы вдвоём! Ай, как мы гордимся. Ай, каким мы стали тро-гро гран-папа.

ТИТАНИЯ: Акара-ты возлёг на меня весом своим, но нихьт тяжко было густой зелени. Даровал ты мне звёзды, жё тебе даровала деток.

УРАН: Грите сей же час, куа Мама-Луна и Гран-Папа любят плю-больше всех?

ВСЕ: Уранских деток! Куа спиной повернулися к мямле-Землице. Эге-гей, старушенция! Мы не сервы. Титаны мы, отныне и впредь.

УРАН: Одиноко ли тебе, дифуцзинь моя? Одиноко ли вам, детки мои? Тут, где нуар и хлад?

ТИТАНИЯ: Обок с кёр, что бьются в такт? Ни в коем разе.

ВСЕ: И больше никогда.

Часть вторая:

СИНИЕ СТРАНИЦЫ

Камера — нечто гораздо большее, чем записывающий прибор; это среда, посредством которой до нас доходят послания из другого мира.

Орсон Уэллс Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который Долго скитался с тех пор, как разрушил священную Трою, Многих людей города посетил и обычаи видел, Много духом страдал на морях, о спасеньи заботясь Жизни своей и возврате в отчизну товарищей верных. Все же при этом не спас он товарищей, как ни старался. Собственным сами себя святотатством они погубили: Съели, безумцы, коров Гелиоса Гиперионида. Дня возвращенья домой навсегда их за это лишил он.[52] Гомер. Одиссея

«СИЯЮЩАЯ КОЛЕСНИЦА, ВОРОБЬЯМИ ТВОИМИ ВЛЕКОМАЯ»

(студия «Оксблад», реж. Северин Анк)

С2 HAT. АДОНИС — ДЕНЬ 6

ПОСЛЕ ПРИЗЕМЛЕНИЯ 23:14 [30 НОЯБРЯ 1944 г.]