— Знаешь, что это? — спросил Ванька, перекрикивая усилитель и закономерно сбиваясь с ритма.
Я почувствовала облегчение от того, что не придется объясняться.
Я обернулась со своего переднего сидения, чтобы шикнуть на маму, но передумала, когда заметила, что улыбка сестры стала намного более искренней.
Это в его руках я таяла и неумело, осторожно ласкала пальцами мягкую кожу под футболкой, прямо над поясом брюк — на большее не осмеливалась, пусть и хотелось. К счастью, Ванька был не менее осторожен со мной. Но все же мы оба понимали. Что при наличии достаточного количества времени, это могло вылиться во что-то совсем уж неожиданное… если бы нас не прервал дверной звонок.
— Она доверяет Ване, — осадила она маму. — Разве не видишь? Кстати, ребят, вы теперь что, встречаетесь? — спросила она совсем не в своей манере, что меня и насторожило.
— Добро пожаловать в наш музей! — восклицал Ванька желчно, как попало скидывая обувь у входа.
— Мы встречаемся? — поинтересовалась я у Ваньки, все еще не уверенная, куда отнести наши поцелуи.
— Разумеется, придут, — весело ответил Ванька.
— Это означает, что в углу я найду гору носков? — усмехнулась я.
— Отчим маму не уважает, — заметила я. — А ведь семь лет вместе.
— Они придут, — предупредила я, поскольку знала об этой стороне жизни куда больше.
Отпусти пришедший звонок быстрее, может, Ванька бы и не пошел, но настойчивая трель заставила. И как только он, чертыхнувшись, ушел, я вскочила и начала поправлять одежду. И вовсе не потому, что явиться мог Николай Давыдович. Просто дважды в одну реку не входят, а момент был упущен. Пусть что-то внутри ныло и протестовало против такого решения, я позвонила себе лишь коснуться губ, а потом поднялась. Удивительно, но ноги были будто ватные, плохо слушались. Будто я не целовалась, а пила шампанское.
Первое время на работе я внимательнее обычного присматривалась к Гордееву. Ждала, что он каким-нибудь образом выдал знание о том, что я встречалась с его сыном. В конце концов, офис об этом знал, и уши у начальника имелись. Но он ни словом, ни намеком не попытаться выразить свое отношение к происходящему. Я нравилась ему как личный помощник, в этом мы общий язык нашли, но будучи девушкой Ивана я волновалась совсем о другом. Недаром же полным полном примеров конфликтных отношений между избранниками детей и родителями.
— Ну беги. Или тебя проводить? — спросил еще веселее.
— Нет.
Подтянувшись повыше на кровати, я приготовилась слушать. У него получалось очень неплохо. Не нужно было хорошо разбираться в технике, чтобы понять: Ванька играет часто. И это легко объяснялось: если я дома предпочитала болтать с Лоной, сидеть в интернете или прибираться, то Гордеев-младший, очевидно, занимал свободные часы музыкой. При том, что он не был обременен ни готовкой, ни другими домашними делами, это являлось альтернативой общению с отцом. Где-то к середине композиции гитаре начал вторить стук по батареям. Ванька его тоже услышал, но и не подумал убавить громкость.
Дома она расспросила меня в деталях: как, когда, почему, а, главное, не страшно ли мне начинать отношения с парнем, который вовсе мне не ровня. И я ответила, что нет. Потому что вытекало все из дружбы или тесного приятельства, а в таких отношениях неравенство становится менее очевидным. Да и Ванька так себя не вел. Может, он и сорил деньгами где-то, но никогда напоказ передо мной. Но Лона об этом не знала. Перед ней в полной мере расцветал еще худший мезальянс, чем в их с Романом случае. С той лишь разницей, что я не собиралась замуж. Вот только это перед сестрой от этого легче не стало. Я не была больше несчастной старой девой, которая зудит и ждет ее у окошка, я бегала на свидания самым классным парнем из всех наших знакомых. Это меняло все.
Отношения у нас с Ванькой складывались странные, но чудесные. Не было ни букетов из роз, ни свиданий на крышах. Но мы постоянно где-то гуляли вместе, ходили на концерты начинающих групп, на бесплатные выставки современного искусства, часто сидели в кафе с его или моими друзьями, один раз вообще на гонках оказались… Но почти не оставались одни. Жизнь вокруг казалась бешеным потоком, смывающим и перемешивающим все дни и события в кучу. Было безумно весело и очень странно. Из нормальных отношений у нас были, казалось, только жаркие поцелуи в машине. Ко мне не шли из-за Поны, к нему — из-за отца, и пусть я и гнала мысль о том, что Ванька банально не хочет меня как девушку, та стучалась, и стучалась в голове, не давая покоя.
— Мне сложно, — сказала вдруг Лона, прерывая речь актера. — Я думала, будет проще его ненавидеть за случившееся, и я понимаю, что, наверное, так правильно, ведь он не понял… Но это не он сделал. Разве он мог такое предвидеть? Или ответственен за поступок друга?
А раз не знала, то и ничего не добилась — все продолжилось. И я лишь попыталась зажмуриться покрепче и унять нарастающую панику.