— Ничего, с ростом 157 сантиметров всегда останется возможность вкатывать меня боком, — ничуть не обиделась и получила в награду веселый смешок.
— Исключительно благодаря подобной репутации, между прочим, весьма бездоказательной, его до сих пор не поймали, — парировал Гордеев, несколько помрачнев. — Но не думаете же вы, что какой-то жулик может безнаказанно угрожать компании уровня «ГорЭншуранс»? Здесь недопустимы неудачи или компромиссы. Слишком самонадеянно.
При том, что этот человек всячески защищал нас с Катериной, он недвусмысленно пренебрежительно относился к помощникам своих клиентов и партнеров. Они ему мешали, они тратили его время. Не обращая внимания на попытки препятствования, Николай Давыдович ворвался в кабинет прямо посреди какого-то важного телефонного разговора, и мой будущий муж — хотя тогда я даже его имени толком не знала — предупредительно вытянул в нашу сторону поднятый вверх указательный палец. На первый взгляд он мне показался неоправданно щуплым. Я ожидала увидеть кого-то вроде Гордеева: пышущего мощью мужчину на пятом- шестом десятке, но он был молод, а еще как-то по-юношески хрупок. Однако повел себя соответственно опасениям: в разговоре торопиться не стал — продолжил в том же темпе. Это мы ему помешали, не он нам. И, договорив, он не стал извиняться за ожидание. Тем не менее принял со всем возможным радушием, по этикету.
Не без раздражения закрыв рот, поинтересовалась:
— Угадал, — снова односложно ответила.
О пункте назначения Гордеев сказал так: едем ловить удачу. И как-то я поостереглась расспрашивать подробнее. В последнее время хорошее настроение залетало в нашу приемную редко и случайно, поэтому я понадеялась, что просто пойму, куда мы направляемся по ходу движения. Как ни удивительно, мне это удалось: мы приехали в департамент финансов, куда я периодически доставляла документы как курьер. Не скажу, что это было мое любимое место, но поскольку сотрудники всегда были безумно заняты, надолго меня не задерживали: забирали бумаги и тут же отпускали. А еще всегда подсказывали, к кому обратиться. Поверьте, это очень много. Бегать, как курица с отрубленной головой, не зная куда деть кипу документов — удовольствие ниже среднего, и случалось это чаще, чем может показаться.
Судя по виду начальник, на меньшее и не надеялся.
— С какой стати я теперь занимаются бракоразводными процессами? — громко возмущался Гордеев. — Он думает, что кроме него никто не может дать показаний в суде? Потомственный аристократишка, никогда не упустит своей выгоды!
— Я? — переспросила, опешив.
— Ты спрашиваешь, стану ли я напирать на то, что ты сын моего босса? Мне нет до этого никакого дела.
Но отставим мое малодушие в сторону. Все было серьезно: Гордеева пытались загнать в угол, и, видимо, действовали умело. Нашли его «любимого» прокурора, замутили кашу с незаконным оформлением собственности, приобретенной компанией. Подробностей мне не сообщили, но вчера злой, как черт, начальник велел найти в шкафу самый приличный костюм и подготовиться для визита к важным людям. На попытки выяснить, что требуется от меня ответил: взять с собой глаза, уши и мозг. Обычно он так открыто не грубил, из чего я сделала вывод, что дело — труба.
— Мы к Сергею Афанасьевичу, — Гордеев не спрашивал, а ставил его секретаршу перед фактом.
— Здесь? Отлично. Вставайте, нам пора.
Как выяснилось, толстую папку мы отобрали у юристов не вовремя. Да, дело оказалось хитрым и путаным, но однозначно выигрышным для компании. Даже студент сумел бы однозначно доказать вину наших визави — не уровень Гордеева, в общем. Сложность состояла только в вычислении всех ниточек, которые следовало обрубить — никакой загадки по юридической части. Головоломка больше для меня, чем для Николая Давыдовича, и это было очень даже хорошо — отличный способ чему-либо научиться. Но, увы, поработать в спокойном, ровном темпе, как планировалось, нам не дали: на горизонте появилась настоящая Большая Проблема, и я опасалась, как бы не велели сдать папку Олесе Александровне обратно. Представляю, что бы она мне на это сказала…
— Вы же понимаете, Николай Давыдович, что положение крайне… деликатное. Смею заметить, что не вы один владеете собственностью, купленной с подачи Шульцева. А пройдоха неустанно портит кровь каждому, кто осмеливается выступить против него. И это при том, что он еще ни разу не попался.
По горячим следам стертых протекторов, явился тот самый ультиматум: если учиться не желаешь, то иди работай! Потому Ванька сменил наряд на официальный, а также обзавелся рабочим столом в кабинете справа от приемной, некогда спроектированном именно под него — под наследника «ГорЭншуранс». Так нас и свело на одном этаже. Будто мне было предначертано влюбиться в самого красивого мальчика из всех, кого я в жизни повстречала.
— Знаете, Николай Давыдович, я подумывал его убрать. Из опасения, что весьма тесное знакомство с Шульцевым может негативно отразиться на моей политической карьере.
В общем, несмотря на гормональное расположение к этому парню, головой я встала на сторону его отца. Это, пожалуй, был поворотный момент: впервые мы с Гордеевым хоть как-то, хоть в чем-то оказались союзниками, а не нерадивой недоучкой с претензиями и ее придирчивым экзаменатором, а людьми со схожими взглядами и интересами. И с тех пор мне стало как-то легче смиряться с его требованиями и претензиями. Ведь он всего лишь пытался научить меня прикрывать его тылы так, чтобы это было эффективно. В его отношении действительно не было второго дна. Он хотел от меня только одной вещи: чтобы мое присутствие облегчило его работу. И мне эта мысль понравилась.
Это стало началом нашего более тесного знакомства с Иваном Гордеевым, а также взаимоотношениями в начальственной семейке. Николай Давыдович недолюбливал увлечения сына, причем неспроста. При всем том, что Ванька умел тратить деньги с чувством и вкусом, то были отцовские сбережения, и вполне справедливо, что родительское недовольство копилось, как газ в закрытом помещении, а затем — рвануло. Неожиданно было лишь то, что катализатором стал никто иной как Сергей Новийский, на первый взгляд не имеющий к Гордеевым никакого отношения. И все же факт оставался фактом: сын не оправдывал возложенных ожиданий, отец все еще надеялся это исправить, ибо вложено в него было немало.
— Значит, мир? — отвлек меня от размышлений Ванька, протягивая руку.