Движение против шума в Германии вплоть до наших дней ассоциируется с одним именем: философ Теодор Лессинг (1872–1933), сын ассимилировавшегося еврея из Ганновера, основал первый клуб борьбы с шумом (Anti-Lärm Verein) в 1908 г. С самого начала по отношению к нему сформировались совершенно противоположные мнения. Для большинства современников сам философ и его сторонники были объектом насмешек и издевательств. Их называли кисейными барышнями и ретроградами. В клубе Лессинга состояло более 1100 человек, многие из которых были художниками, писателями или музыкантами. Как интеллигенты, работники умственного труда, «интеллектуальные батраки» (по словам Лессинга), они страдали от шума настолько, что это начинало сказываться на их профессиональной деятельности. Защита их интересов была основной целью деятельности клуба. Виновные в нарушении тишины были вычислены сразу: рабочие, поденщики, бедняки и нищие, для которых шум был средством социальной борьбы с правящей элитой. «Первоначально он был лишь более изощренным вариантом кулачного права и местью людей ручного труда – людям труда умственного»[303], – заключает Лессинг. Многие его высказывания по нынешним меркам более чем неполиткорректны. Так, он считает, что шумность заложена в национальном характере. «Южанина шум прямо опьяняет. Он шумит самозабвенно»[304], – писал Лессинг в своей книге «Шум» (1908).

Критические высказывания Лессинга иногда звучали чересчур агрессивно и не встречали понимания со стороны его коллег. В 1910 г. он вывел литературного критика Самуэля Люблинского (1868–1910) в сатире, пересыпанной грубыми антисемитскими оскорблениями в его адрес (в частности, по поводу его внешности). Разразился грандиозный скандал. Многие видные литературные деятели, среди которых были Стефан Цвейг (1881–1942) и публицист, будущий президент ФРГ Теодор Хойс (1884–1963), подписали письмо с заявлением протеста. Томас Манн не подписал, но заявил, что хотел бы иным способом «осадить… этого бесстыжего карлика», и написал полемическое эссе «Тот самый доктор Лессинг». Правда, в нем антисемитских клише не меньше, чем в сочинении самого Лессинга. Манн дошел до заявления, что его адресат является «худшим представителем дурной еврейской породы»[305].

Ежемесячный листок клуба сначала назывался «Противник грубиянов» (Der Anti-Rüpel), поскольку в первую очередь обличал хамское поведение окружающих и лишь затем – технический прогресс и связанные с ним звуки. Чтобы сделать свое издание популярнее, Лессинг дал ему новое название – «Recht auf Stille» («Право на тишину») и продолжал нападки на шумных современников. Следующий печатный орган клуба выходил под названием «Ежемесячный журнал по вопросам борьбы с шумом, грубостью и бескультурьем в немецкой экономике, торговле и дорожном движении» (Monatsblätter zum Kampf gegen Lärm, Rohheit und Unkultur im deutschen Wirtschafts-, Handels– und Verkehrsleben) и отличался той же непримиримостью по отношению к нарушителям общественного спокойствия: кричащим мальчишкам-газетчикам, выбивающим ковры домохозяйкам, беспардонным собачникам и кучерам с их колокольчиками.

Некоторые интеллектуалы поддерживали Лессинга. Коллекционер и меценат Карл Эрнст Остхаус (1874–1921), заложивший основы коллекции знаменитого музея Фолькванг в Эссене, писал ему: «Ваша борьба необходима, я много терплю от шума церковных колоколов и часов на башне, но больше всего – от соседнего госпиталя Св. Марии. Кроме того, уличная музыка по средам и пятницам в Хагене»[306]. Многие литераторы писали Лессингу, сетуя на измучивший их шум. Гуго фон Гофмансталь (1874–1929) хвалил начинания Лессинга и стал членом его клуба. «Вашу борьбу я считаю необходимой и в высшей степени полезной», – писал австрийский поэт. По словам писательницы Ильзе фон Штах, «ей причиняют прямо физическую боль звуки медленно проезжающих мимо телег и щелканье кнутов». Ее коллега Марфа фон Захер-Мазох жила в деревне, однако там были свои источники акустических мучений: «Я не запрещаю людям радости престольных праздников сельской церкви, карусели и тиры; но я не понимаю, зачем так орать, когда вы идете домой в 4 или 6 часов утра». Программу Лессинга также одобрял психиатр Вильгельм Вейгандт: «Лично я страдаю от крика детей на улице, меньше – от шума колесного транспорта. Хуже громыхание и скрежет повозок, как и цоканье лошадиных копыт. Далее – громкий топот и тиканье часов. Мои рекомендации: улучшить дорожное покрытие, устроить отдельные детские площадки, бороться с употреблением алкоголя»[307].

Как и в предшествующем столетии, истерзанные шумом интеллектуалы особо не интересовались страданиями рабочих. В их многочисленных письмах, статьях, докладах и книгах не было ни слова о грохоте фабрик и мастерских, пренебрежении мерами охраны здоровья и защиты от шума, стесненных условиях жизни в шумных бараках. Напротив: ответственность за рост шумовой нагрузки возлагалась именно на рабочих, которые якобы пренебрегали правилами поведения в обществе. «Ломовые извозчики, носильщики, поденщики, занятые лишь тем, что подпирают стены и т. п., являются лишь вьючными скотами среди людей, – цитировал Лессинг слова своего коллеги Шопенгауэра. – Обращаться с ними следует в высшей степени человечно, справедливо, воздавая им по заслугам, со снисхождением и осторожностью; тем не менее не следует дозволять им дерзко шуметь и ставить препоны на пути высших стремлений человеческого духа»[308]. Даже Социал-демократическая партия Германии (СДПГ) была еще глуха к акустическим проблемам эпохи и не предпринимала ничего, чтобы защитить рабочих от фабричного и транспортного шума. Жаловаться на шум мог только ретроград и мракобес.

Короче говоря, первые борцы с шумом были интеллектуалами, занятыми только собой и своими страданиями.

Неудивительно, что попытки международного сотрудничества оказались не очень успешными. Слишком разными были цели прагматичной и преуспевающей Джулии Барнетт Райс и Теодора Лессинга, для которого шум был личным оскорблением. С 11 по 14 августа 1909 г. по инициативе американской стороны в отеле «Ритц» в Лондоне собралась первая международная конференция по борьбе с шумом[309]. По правде говоря, это была встреча трех главных активистов: Барнетт Райс, Лессинга и секретаря британского противошумового клуба[310]. Энергичная борьба с ненужным шумом необходима из соображений здоровья и общественного благополучия, говорилось в их совместном заявлении. Были запланированы следующие встречи, однако они не состоялись. Лессинг отменил конференцию в Берлине, намеченную на июнь 1910 г., и встреча нового, 1912 г. в Нью-Йорке тоже сорвалась[311].

Действовать продолжали ученые. Зигмунд Ауэрбах (1866–1923), немецкий невролог, советник санитарной службы и активный борец с шумом, еще до 1900 г. занимался вопросами вредоносного воздействия громких звуков и требовал принятия закона по защите от шума на имперском уровне. В качестве невролога он руководил психиатрической лечебницей во Франкфурте и был одним из первых немецких медиков, участвовавших в дебатах на международном уровне. Так, в 1912 г. он выступил на проходившем в Вашингтоне XV конгрессе по гигиене и демографии, где его доклад произвел сенсацию.

Вскоре New York Times опубликовала большую статью, посвященную этому выступлению, под заголовком «Немецкий невролог объясняет, почему мы такие нервные» (German neurologist tells why we are so nervous). Ауэрбах показал делегатам, что повседневный шум в США гораздо интенсивнее, чем в Европе, и предложил американцам создать в городах специальные санатории для «тех, у кого сдали нервы». Улицы мегаполисов находятся в ужасном состоянии, продолжает он, а грохот нью-йоркской надземки – источник сильного стресса для жителей города. Высокая интенсивность шума в США является одной из причин того, что нервные заболевания там распространены больше, чем в европейских странах. Запомнилось также его предложение вести в каждом отеле черные списки чрезмерно шумных гостей, с той целью, чтобы эти люди не допускались затем и в другие гостиницы[312].

В конце концов, критики шума не смогли достичь своих целей. Законодательных ограничений шума или не было вовсе, или они не работали. Один из современников пошутил: эти клубы почти всего добились, осталось только справиться с шумом. Затем началась Первая мировая война, и борьба за тишину стала далеко не самым важным делом. Впрочем, Лессинг приостановил деятельность своего клуба еще раньше. Впоследствии он станет одной из первых жертв политического убийства при национал-социалистах. 1 марта 1933 г. он бежал в Чехословакию вместе с женой Адой и поселился в Мариенбаде (совр. Марианске-Лазне). Несколько месяцев спустя он был застрелен местными приспешниками нацистов.

Шум больших городов: спасите наши нервы!

«Ни секунды без какого-нибудь нового неприятного звука! – жаловался в 1908 г. Теодор Лессинг. – На балконе заднего дома выколачивают ковры и матрасы. Этажом выше возятся ремесленники. На лестничной площадке кто-то заколачивает гвоздями ящик – судя по грохоту, окованный железом. В доме по соседству дерутся дети. Они воют, как индейцы, и барабанят в двери. – Далее: – Тысячи дверей хлопают, открываясь и закрываясь. Тысячи голодных людей, рвущихся к власти, успеху, удовлетворению своего тщеславия или самых грубых инстинктов, во всеуслышание торгуются и кричат, кричат и спорят; все городские улицы полны этими дельцами и их шумным стремлением к наживе»[313].

В XX в. человек оставался источником шума номер один, наряду со станками и автомобилями, а больше всего людей было в городах. Несмотря на суматоху, грязь и стресс, они привлекали миллионы новых жителей. Во всем мире население городов росло, а вместе с ним рос шум, кое-где до невероятных значений. К 1950 г. численность населения Большого Нью-Йорка (метрополитенского статистического ареала) увеличилась и достигла 12,3 млн человек, так что он стал самым громким городом на планете. В последние десятилетия XX в. мировой шум переместился к новым центрам. После 1970 г. начала стремительно расти численность населения в мегаполисах Азии, Южной и Центральной Америки. В 1985 г. самым большим городом мира стал Токио с населением Токийской городской агломерации более 30 млн человек – почти вдвое больше, чем в Нью-Йорке. На рубеже тысячелетий многие азиатские мегаполисы преодолели отметку 10 млн жителей, однако столицу Японии не догнал никто. В 2021 г. перечень самых многонаселенных городов мира возглавили Токио (37,3 млн жителей), Нью-Дели и Шанхай; ни один европейский или североамериканский город не вошел в первую десятку.

https://archive.org/details/EDIS-SRP-0158-12

37. Шум прогресса

1908 г. Томас Альва Эдисон, речь на выставке New York Electrical Show

В 1920-х гг. ситуация была прямо противоположной: сильнее всего шумели Европа и США. Немецкий писатель Вальтер Хазенклевер (1890–1940) в своем сочинении «Столетие шума» (Das Lärmzeitalter) вспоминал переход от мнимого спокойствия XIX в. к современности века XX. Конечно, вспоминая добрые старые времена, мы зачастую идеализируем прошлое, однако его слова отразили ощущение многих людей, переживших смену эпох. «В нашем детстве все ездили на велосипедах. Было в основном тихо – если не играл военный оркестр и не праздновали день рождения кайзера. По дорогам катились упряжки и конки; прокладывая дорогу, возницы щелкали кнутами и иногда восклицали “Но!”, телефонов в квартире не было, аппарат висел только в общем коридоре и звонил лишь в исключительных случаях, когда кто-то рождался или умирал»[314]. Хазенклевер переехал в Берлин в 1929 г., и акустические впечатления от мегаполиса заставили его взяться за перо. «Внезапно появилась техника. Новые источники шума возникали как грибы после дождя. Клаксоны и сирены ревели наперебой; дома дрожали, когда мимо проезжал автобус. Гаражи и ремонтные мастерские наполняли улицы оглушительным стуком молотков, а забыться сном мешали трескучие пропеллеры самолетов»[315].

Мало кто страдал от шума так же, как Франц Кафка (1883–1924). В своих дневниках и письмах он многократно жалуется на громких соседей, режущий уши звон церковных колоколов и городскую суматоху. В одной только Праге он более десяти раз менял место жительства, но нигде не нашел покоя. В письме своей невесте Фелиции Бауэр в новогоднюю ночь 1913 г. он писал, что лежал в постели, «брошенный всеми, как собака»[100]. Ему не давали уснуть «бой часов и колоколов» и крики людей на улице[316].