“Лучшее, что британцы принесли в здешние края”, — говаривал ее отец.

В этой оценке он был не одинок. Самые закоснелые из старых чудаков-проскандинавов, негодующие на огромное западное влияние, и те частенько произносят свои иеремиады не где-нибудь, но в местном пабе. Причем иные упорно именуют Доггерланд, как в старину, — Вестмаркланд, а заодно угощаются очередной пинтой эля или порцией виски.

Однако и этой культуре грозит опасность: в Дункере и в Равенбю с пабами все больше конкурируют винные бары и микропивоварни с собственными распивочными, которые возникают в молодежных кварталах как грибы после дождя. Новенькие, без характерного плесневого запаха, что идет от ковролина, за многие годы пропитавшегося пролитым пивом. Тем не менее Карен чувствует себя в таких вот старых пабах куда уютнее. Среди мужиков, которые при твоем появлении и бровью не поведут. Там можно спокойно посидеть одной, и никакие ищущие компании типы к столику не подкатят, не спросят с надеждой: “У вас такой одинокий вид, можно присесть?”

Карен вынимает две записные книжки. Маленькую узкую, помещающуюся в кармане куртки, и большую, в переплете из чертовой кожи, которую носит в сумке. В тот же миг перед ней ставят поднос с пинтой эля, стопочкой светло-желтого виски и мисочкой обжаренных красных водорослей. Карен поднимает глаза.

— Спасибо. Можно задать вам вопрос? В Люсвике сейчас найдется гостиница, или, может, порекомендуете хороший ночлег с завтраком?

— А как же, “Риндлерс” на Лотсгатан. Но если вам просто нужна удобная кровать с чистым бельем, то я сама могу предложить комнату. Три сотни марок включая завтрак. В “Риндлерсе” по меньшей мере втрое дороже.

— Согласна, — говорит Карен. — Возможно, я останусь на несколько дней, если не возражаете. Карен Элисабет Хорнби, — добавляет она, протягивая руку.

— Эллен Йенсен. Нисколько не возражаю. Можно спросить, что вас сюда привело? Я слышу, вы с юга.

— Работа, — коротко отвечает Карен и тотчас добавляет: — Я из полиции, расследую смерть, случившуюся здесь, на острове.

— Фредрик Стууб, ну да, я так и подумала. Слыхала нынче утром. Выходит, это был не несчастный случай?

— Пока рано делать выводы, при подобных обстоятельствах мы всегда проводим расследование, на всякий случай.

— Да, трудно представить себе, чтобы кому-то понадобилось убивать старого чудака.

— Вы его знали?

Эллен Йенсен качает головой:

— Он обычно бывал здесь после работы, вот и все. Много лет приезжал на пароме ровно в половине шестого. Заходил на досуге выпить стаканчик, как и многие другие.

— Насколько я поняла, он был учитель на пенсии. А работал, значит, не в люсвикской школе?

Эллен Йенсен, откинув голову назад, от души смеется:

— Он бы осерчал, услышав такое. Обида ведь, по крови-то он был Хусс, что ни говори. Нет, Фредрик Стууб преподавал в Университете Равенбю. Химию или биологию, что-то в этом роде. Во всяком случае, здешних сопляков чтению не учил. — Она опять смеется и забирает пустой поднос. — Скажите, когда показать вам комнату. Могу включить все в один счет, не возражаете?

— Спасибо, так и сделайте.

Дискуссия со Смеедом подождет.