Верка тоже заулыбалась и вернула разговор в начальное русло:

– Ну а бабочки? Среди них оборотни бывают?

– Конечно, – опять повторил свое утверждение Зденек, – и даже очень очаровательные.

– Это как? – уточнила Верка.

– Пошло все это с короля Владислава II Ягеллона, который правил в Праге в начале шестнадцатого столетия, – начал неторопливо излагать Зденек, одновременно упаковывая своих желтушек. – Он вообще был личностью неординарной, увлекался звездами, астрологией, даже приказал пристроить к дворцу специальную башню со смотровой площадкой, с которой наблюдал за ночным небом. Он же первым из чешских, а может, и вообще европейских королей стал собирать со всего мира разные диковины, превратив едва ли не треть своего дворца в настоящий музей реликвий. Привезли ему и одну большую красивую бабочку из таинственных и недоступных джунглей Амазонии – у меня сейчас такие дома в рамах на стенах висят, вместо картин.

– Что, такие огромные? – изумилась Верка.

– Не очень, примерно с распахнутую книгу.

– Ничего себе! Наверное, дорогущие?

– Я бы не сказал. В Бразилии и в соседних с ней странах сегодня таких бабочек достаточно много. Ловля их тоже налажена. Так что за одну вашу скромную маленькую якутскую бабочку – я уж не говорю о той, которую мечтаю поймать – можно выменять несколько огромных бразильских красавиц. Такой вот эквивалент. Но это сегодня, когда любой чех может добраться до Амазонки по воздуху меньше чем за сутки. А тогда они действительно представляли огромную редкость и ценность, считались просто волшебными творениями. И вот через какое-то время по дворцу поползли слухи, что невиданное заморское чудо… летает по ночам! А поскольку видели эту королевскую драгоценность только приближенные к нему люди, то в рассказах слуг, конюхов и стражников бабочка вырастала до размеров человека с крыльями. Она будто бы сначала какое-то время кружила под сводами дворца, а потом устремлялась в небо и куда-то улетала. Но под утро обязательно возвращалась. Дошли эти слухи и до короля. А поскольку он был человеком любознательным и близким к науке – астролог все-таки, таки и чуть-чуть алхимик, – то, не поверив в слухи, решил все проверить лично. И в очередной вечер направился не на свою любимую башню, а в другой конец дворца, где находилось хранилище диковин. Пройдя в комнату с бабочкой, он спрятался за портьеру. И вот, перед самой полночью, большая серебряная шкатулка, в которой хранилось заморское чудо, вдруг сама откинула тяжелую крышку и из нее выпорхнула бабочка. Действительно, живая бабочка. Она закружилась, затанцевала в столбах чуть окрашенного лунного света, падающего сквозь витражи. Король застыл в изумлении, но это была лишь половина чуда: как только часы на дворцовой башне пробили полночь, бабочка засияла каким-то особенным голубовато-фиолетовым светом и… стала расти. Она не только увеличивалась, но и изменялась. Неказистое темное и изогнутое туловище бабочки под крыльями ослепительной красоты и формы стремительно превращалось в столь же совершенное женское тело. Еще миг – и его увенчали шлейф темных волнистых волос и прекрасное лицо золотисто-медной, как старинный церковный оклад, креолки. Она осторожно присела на край кресла, сложив крылья за спиной и о чем-то чуть грустно задумавшись. Красавица была так хороша, что король не выдержал и бросился из своего укрытия, чтобы тут же заключить ее в свои объятия – он привык так поступать с придворными дамами, которые ему нравились, и никогда не встречал отпора. Но на этот раз руки его провалились в пустоту. Чудесное видение исчезло! А наутро в серебряной шкатулке оказалась лишь маленькая щепотка серого праха. Говорят, Рудольф очень сильно тосковал по этой потере – нет, не по утраченной бабочке, а по таинственной красавице. Вскоре он слег и больше уже не поднялся…

– Да-а, – протянула Верка, – очень красиво и грустно… А вам после таких легенд не бывает жалко пойманных бабочек? Вот увезете здешних желтушек в Прагу, и они тоже будут по ночам превращаться в якутских красавиц и улетать домой…

– Я об этом как-то не думал, – то ли чуть улыбнулся, то ли просто блеснул глазами Зденек. – Но знаешь, если честно… – Взгляд его, обратившийся на Верку, вдруг распахнулся до абсолютной откровенности. – После этой истории я… иногда… не могу пришпиливать бабочек булавками. Смешно, да?

– Да нет, совсем не смешно, – тихо ответила она.

Тамерлан, напряженно вытянувшись на спальнике и почти уперев голову в брезент слегка распахнутого входа палатки, не поймав на этот раз в речах Зденека после слова «оборотни» ничего опасного, не хуже студентки невольно заслушался красивой историей и вздохнул в конце вместе с Веркой. Но быстро пришел в себя: эти разговоры к добру не приведут, рано или поздно чех догадается. Надо быстрей избавляться от него.

Через несколько дней Зденек, добравшись вместе со всеми до горного участка, попросил во время перекура Белявского:

– Игорь Ильич, можно я сегодня от вас немного отстану? Тут в километре на маршруте есть один о-очень интересный склон. Просто идеальная каменная осыпь для того, кого я ищу. Я изучу ее повнимательнее, а на обратном пути присоединюсь к вам.

– Ну что же, медведь средь бела дня по осыпи ходить не будет. Да и не любят они по острым камням гулять. Так что в порядке исключения, пожалуй, разрешу. Но чтоб в пределах видимости. И будьте осторожны на осыпи – как бы не поехала. На всякий случай возьмите у Карпыча ракетницу. Если что, подавайте сигнал.

Услышав этот разговор, Тамерлан понял: настало время действовать. Поколотив с час ломом свои шпуры, отер пот с лица, подымил беломориной и небрежно бросил Полковнику:

– Ты тут заряжай, а я пока баранов гляну. До моего прихода не пали – распугаешь.

Он вышел на водораздел и, прикрываясь гребнем, зашагал вдоль него. Время от времени выглядывая из-за останцев, что тянулись по самому хребту, словно скульптурная галерея каких-то диковинных зверей, он вышел на нужное место. Вот она, эта осыпь, и в самой середине – фигурка чеха, кажущегося отсюда крошечным карликом с игрушечным сачком. «Че это он там так пляшет? От радости, что ли? Поймал кого?.. Ничего, сейчас по-другому запляшешь, умник!»

Тамерлан подтащил к гребню две увесистые глыбы и, стараясь не высовываться, толкнул их так, чтобы они попали на осыпь. Закувыркавшись вниз, глыбы словно пробудили склон. Потревоженные ими камни потянулись следом, каждый в свою очередь сбивая с места и увлекая за собой другие. Осыпь мгновенно стала похожа на оживший веер, который быстро вытягивался в длину и при этом раскладывался. Гномик внизу бросился к краю веера, но было видно, что он не успеет. Тамерлан удовлетворенно хмыкнул и быстро пошел, почти побежал по водоразделу, стараясь скорее убраться подальше.