– Его-его… Но одному идти в такое место как-то невесело, – продолжил Белявский, – а Тамерлан с Полковником наотрез отказались. И их можно понять. Петрович в войну в немецком концлагере чудом жив остался, американцы спасли. А Карпыч в свое время пять лет отсидел за нехороший анекдот о Великом Горце. Так что у них с подобными местами свои воспоминания связаны, и ворошить их, наверное, не хочется… – Начальник глянул на Верку почти просительно: – Так что, составишь компанию? Пока дождик капать не начал…

– А почему бы и нет? – Она поднялась с насиженного бревнышка. – Интересно же. Я таких мест никогда не видела.

– Счастливое поколение, – вздохнул Белявский. – Ну тогда пятнадцать минут на сборы – и вперед. Как раз к ужину возвратимся – и к баньке протопленной. Карпыч пообещал хариусов нажарить, видела, каких красавцев он утром надергал? Почти месяц с рыбалкой не везло, вода была большая, а тут привалило Полковнику счастье рыбацкое.

– Видела-видела, загляденье просто, – согласилась Верка. И передразнила Карпыча: – «Чистейший минерал!» Вкусные, наверно.

– Не то слово. Сама попробуешь вечером… Ну а Петровича я на охоту решил отпустить, на ближние озера. Может, пару-другую уток принесет. Нам почти полдороги с ним по пути, вместе и выйдем.

«Опять “за утками” собрался, – подумала Верка про себя, переодеваясь в палатке. – Вот только за утками ли? Который раз уже ходит на эти озера, а так ничего оттуда и не принес… Хоть и посмеялся прошлый раз надо мной Зденек из-за засохшей на бороде крови, но чует сердце – не так все просто с этим оборотнем. Да и сон с ангелом…»

Подойдя к тропе, Тамерлан хотел было, соблюдая иерархию, пропустить Белявского вперед, но тот распорядился по-другому:

– Иди первым. Ты у нас как бульдозер будешь дорогу прокладывать. А мы тут с Верой Васильевной за твоей широкой спиной поболтаем немного. Если одышка позволит. – Он обернулся к Верке через плечо и лукаво улыбнулся: – У нашего студенчества и зарубежных гостей, как я понял, по-прежнему большой популярностью пользуются мистические истории. Особенно про… оборотней.

Верке показалось, что при последнем слове Тамерлан вздрогнул и даже оступился. Но при его хромоте это было почти незаметно. А Белявский и вовсе смотрел не на него и ничего не почувствовал.

– А вы откуда знаете? – удивилась Верка.

– Наша палатка не каменная и от столовой недалеко. А говорите вы громко.

– И вы… нас… подслушиваете?! – не сдержала тихого возмущения Верка.

– Зачем же такие обвинения? – с улыбкой возразил Белявский. – Мы с Вадимом Николаевичем предпочитаем по вечерам «подслушивать» какую-нибудь приличную музыку. Видите ли, со студенчества так воспитаны. Читала у нас лекции парочка нехороших профессоров, к которым можно было даже не ходить на экзамен, если вы с ними хотя бы раз в месяц не встречались в консерватории. Вот и привыкли. Да и бабушка у меня была прекрасной пианисткой… Иногда нам с Вадимом Николаевичем даже громкость приемника прибавлять приходится, но все равно кое-что долетает. Так что мы не виноваты…

– Из-ви-ни-те, – тихо протянула на ходу Верка.

– Ничего. Впрочем, на нас такие беседы особо не действуют. Мы, может, и не стопроцентные, но атеисты. Да и вспомнил-то я обо всем этом только потому, что мне в свое время довелось с одним оборотнем немало потрудиться бок о бок…

Тамерлан опять шагнул невпопад и наклонил голову.

– Это как же понять? – была заинтригована Верка.

– А вот так. Выглядел он как вполне достойный человек, мастер своего горняцкого дела… – Белявскому и в голову не приходило, что́ в эти секунды творилось в душе Тамерлана и с какой свирепой готовностью сжимала его рука приклад ружья. – Ветеран производства, участник войны, вся грудь в медалях. Первый почетный гость на пионерских сборах и торжественных собраниях. Квартиру получил двухкомнатную без очереди…

Тамерлан понял, что это не о нем, но испарина на лбу и под рубахой никак не высыхала, а сердце продолжало бешено колотиться.

– И что, что? – не вытерпела Верка.