Выяснилось также, что не существует четкого определения географических пределов Северной Фиваиды. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть – как определяли ее рамки исследователи. Мы уже могли видеть, что А. Н. Муравьев, впервые выдвинувший это понятие, говорил в целом о пространстве к северу от Троице-Сергиевой лавры «до Белоозера и далее», В. О. Ключевский указывал более четкие рамки: «Волжско-Двинский водораздел» и леса «костромского, ярославского и вологодского Заволжья». Первым определить рубежи Северной Фиваиды попытался Г. П. Федотов. По его мнению, она слагалась из нескольких районов. В первую очередь следует назвать область вокруг Кириллова и Ферапонтова монастырей, ставшую ее главным центром. Вторым ее центром явилась «южная округа Вологодского уезда, обширный и глухой Комельский лес, переходящий в пределы костромские и давший свое имя многим святым… Третьим духовно-географическим центром Святой Руси был Спасо-Каменный монастырь на Кубенском озере. Узкое и длинное, до семидесяти верст, Кубенское озеро связывает своими водами Вологодский и Белозерский край. Вдоль берега его шла дорога из Вологды и Москвы в Кириллов… Соловецкий монастырь был четвертой по значению обителью Северной Руси – первым форпостом христианства и русской культуры в суровом Поморье, в «лопи дикой», опередившим и направлявшим поток русской колонизации». При этом исследователь оговаривался, что «указанные центры… не исчерпывают, конечно, Святой Руси XV века, этого золотого века русской святости», и добавлял к ним обители Макария Калязинского и Макария Унженского, а также новгородские и частью псковские монастыри.[986]
Однако вряд ли можно согласиться с данным определением, которое носит весьма широкие рамки и охватывает практически все монастыри Русского Севера, возникшие в XIV–XV вв. Между тем духовные центры, основанные учениками Сергия Радонежского, составляли, как подчеркивал В. О. Ключевский, лишь часть совокупности обителей Русского Севера. Чтобы разобраться в этом вопросе, необходимо выяснить – какие монастыри были основаны учениками Сергия Радонежского и их последователями?
Вопрос этот представляется достаточно сложным, поскольку в литературе число учеников Сергия определяется по-разному.
Первая попытка выяснить их количество относится к XV в. и принадлежит Пахомию Логофету, составившему на основании записей Епифания Премудрого первый их перечень, куда вошли 11 человек. Это были упоминающиеся в тексте «Жития» Сергия Радонежского первые насельники Троицкой обители, составлявшие круг ближайших учеников троицкого игумена, постоянно общавшихся с ним, имена которых дошли до нас благодаря Епифанию Премудрому.
Долгое время это число учеников Сергия оставалось неизменным. Составитель списка учеников Сергия, написанного в XVII в. (рукопись Московской духовной академии № 203. Л. 277), называет все те же 11 человек. Правда, при этом он добавляет: «також и в прочих монастырех Сергиевых святых многое множество, их же дни в летех не изложены». Связано это было с тем, что Пахомий Логофет именовал учениками преподобного только тех лиц, имена которых он нашел в записях Епифания Премудрого. Между тем, как мы видели, сам Пахомий, говоря об основании Сергием новых обителей и назначении первых их настоятелей, а также их связи с преподобным, постоянно использует термин «ученик».
По мнению О. А. Белобровой, в XV–XVI вв. учениками Сергия, помимо его ближнего круга общения, начинают именовать тех его современников, которые создавали с его ведома и в его время новые монастыри и следовали его «стопам», главным образом в деле монастырской колонизации земель. Во многом это было связано с тем, что к этому времени Троице-Сергиев монастырь становится крупнейшим на Руси и представители других обителей, желая поднять значение своих духовных центров, стали пытаться связать их основание с фигурой Сергия. Помимо этого, в широкий обиход входит масса житий других русских святых, в которых обнаруживаются их связи с Сергием и основанной им обителью. Таким образом, понятие «ученик» Сергия Радонежского к XVII в. переосмысляется, выходит за пределы житийной традиции и приобретает более самостоятельный смысл.
Данный процесс нашел свое отражение как в житийной литературе, так и иконографии. В святцах, составленных после 1652 г. Симоном Азарьиным, имеется особая глава «Преподобного ж Сергия ученицы, свидетельствовани быша в житии его и в прочих повестех», в которой перечислено 22 ученика преподобного. Примечательна икона конца XVII в., изображающая Сергия Радонежского в кругу учеников. Это произведение станковой живописи (36,5×31,5 см) было создано для какого-то небольшого помещения по типу так называемых «моленных» икон. Изображения 26 персонажей, в рост, расположены на ней в три ряда. В Троице-Сергиевом монастыре эта икона считалась, по-видимому, реликвией и хранилась в Ризнице, среди довольно ограниченного числа предметов. Икона аналогичного сюжета существовала здесь и раньше. Опись Троице-Сергиева монастыря 1641 г. называет в древнем Троицком соборе «образ местной обитель живоначальные Троицы в лицах, написан преподобный чюдотворец Сергей со ученики, обложен серебром, басмою, золочен; у святых венцы резные, золочены; поставление князя Алексея Ивановича Воротынскова». Как видим, по составу и количеству в этих двух памятниках число учеников не совпадает. Это показывает, что в XVII в. своеобразный культ учеников Сергия Радонежского варьировался, изменялся, то есть не был каноничным и догматичным.[987] Во второй половине XVIII в. к их числу относили уже 27 человек. По всей видимости, исчерпывающий их перечень находим в исторической выписи Екатерины II о Сергии Радонежском.[988]
Она включила в число учеников преподобного еще нескольких иноков Троицкой обители при Сергии, известных по позднейшим источникам, первых игуменов основанных Сергием монастырей, сведения о которых есть в Пахомиевской части его «Жития», героев Куликовской битвы Александра Пересвета и Андрея Ослябю, а также нескольких выходцев из Троицкой обители, известных как основателей обителей в XIV в.
В следующем, XIX в. количество учеников Сергия возрастает еще более. Икона XIX в. преподобного Сергия с учениками в северном притворе Троицкого собора лавры изображает его с 30 учениками. В их число попадают новые лица, как близкие его времени, так и жившие спустя столетия. Во многом это объясняется развитием традиции церковных патериков. Слово «патерик» буквально с греческого (от patria – отечество) означает «отечник», то есть книга отцов или об отцах. Так издавна назывались назидательные сказания о жизни и подвигах духовных отцов, подвизавшихся в пустынях или иноческих обителях различных стран христианского православного мира.
Литература патериков возникла в IV–V вв., когда появились три сборника, вошедшие в основной фонд христианской литературы: так называемый Азбучный патерик, в котором в азбучном порядке были собраны изречения старцев, Египетский патерик, или «История монахов в Египте», содержащий краткие рассказы о египетских анахоретах, их притчи и афоризмы, повествование о египетских монахах Палладия, епископа Еленопольского, написанное им по просьбе византийского сановника Лавса (о значимости последней книги свидетельствует тот факт, что рассказы из нее читаются в православном богослужении на утренях во время Великого поста).
Перечисленные сочинения создали основу жанра, ставшего чрезвычайно популярным в византийской литературе и христианской книжности. Одним из существенных этапов в его развитии стало появление «Луга духовного» Иоанна Мосха (умер в 634 г.), известного в славянской книжности под названием Синайского патерика, своего рода путевых записок автора, совершившего в сопровождении своего ученика Софрония (будущего иерусалимского патриарха) путешествие по скитам и монастырям Ближнего Востока. Следует назвать также Римский патерик, представляющий собой беседы папы Григория Двоеслова (умер в 604 г.) с архидьяконом Петром, в которых рассказывается о жизни итальянских подвижников.
В славянской письменности патерики появились на самых ранних этапах ее развития и пользовались исключительной популярностью, дойдя до нас в большом числе рукописей, и вошли в извлечениях в славянский Пролог.
По образцу переводных патериков создавались и оригинальные произведения этого жанра. К наиболее известным из них относятся Киево-Печерский патерик с рассказами из жизни монахов Киево-Печерского монастыря (XIII в.), Волоколамский патерик (XVI в.) с житиями монахов Иосифо-Волоколамского, Пафнутьево-Боровского и других монастырей. Создание патериков продолжалось и в позднейшее время, вплоть до XX в. (Соловецкий патерик, Архангельский патерик, Валаамский патерик и др.). В конце XIX в. был издан «Троицкий патерик», в котором поименно назывались ученики и сподвижники преподобного.
Если быть абсолютно точным, то свет увидели два «Троицких патерика». Первый из них, принадлежащий перу М. В. Толстого, содержал в хронологическом порядке сведения о более чем ста подвижниках, так или иначе связанных с Сергием Радонежским и основанным им монастырем.[989] Чуть позже он был переработан троицким архимандритом Никоном (Рождественским Н. И.) и построен, как святцы, в календарном порядке.[990]
В результате этих двух изданий перед читателем возникала грандиозная картина многочисленных ветвей духовного генеалогического древа, имеющего корни в основанной Сергием Троице. Не случайно, что именно с конца XIX в. преподобного начинают именовать «игуменом всея Руси».
Последний по времени шаг по установлению духовной генеалогии наследия Сергия Радонежского был сделан в 1981 г., когда патриархом Пименом было принято решение об установлении празднования 6/19 июля Собора Радонежских святых, куда вошли сам Сергий Радонежский, его сродники, ученики и собеседники, а также наиболее известные настоятели и иноки Троице-Сергиевой обители (всего здесь 75 человек).
Приведенный обзор показывает, что на протяжении столетий количество учеников и последователей Сергия Радонежского не оставалось неизменным, а постоянно увеличивалось. Во многом это происходило за счет вовлечения в научный оборот ранее неизвестных материалов. Вместе с тем очевидно и то, что Собор Радонежских святых не охватывает всего духовного наследия троицкого игумена. Поэтому М. Е. Никифоровой был предложен новый подход для характеристики школы преподобного Сергия. Ее представителей она делит «на три части, лучше сказать, на три круга, которые пошли по монашеской среде от брошенного преподобным Сергием камня: первый круг – ближайшие ученики или друзья, второй круг – последователи – ученики учеников или просто иноки, поставившие традицию преподобного Сергия правилом жизни, и третий круг – монахи, жившие в XVI в., еще сохранившие старые корни».[991]
Любопытно отметить, что этот процесс продолжается и в наши дни. Так, некоторые авторы относят к последователям преподобного и включают в школу Сергия Радонежского Павла Флоренского (1882–1943), священника, религиозного мыслителя, профессора Духовной академии при Троице-Сергиевой лавре перед ее ликвидацией в 1919 г. Он был одним из немногих, кто спас мощи Сергия от разорения и сохранил их для потомков.[992] Несомненно, что и в дальнейшем состав школы Сергия Радонежского будет все более и более пополняться.
В целом из многочисленных ветвей духовного генеалогического древа, восходящих к преподобному, можно выделить несколько главных. При этом они тесно переплетаются между собой, так что отделить одну ветвь от другой порой крайне сложно. Кратко охарактеризуем представителей школы Сергия Радонежского, дав информацию о литературе, в которой можно найти дополнительные сведения об их жизни. Представляется верным начать эту характеристику с лиц, включенных в состав Собора Радонежских святых, которых условно делят на четыре группы: сродники Сергия Радонежского, его ученики, собеседники преподобного и святые иноки Троице-Сергиевой обители.
Сродники преподобного Сергия. В эту группу вошли: прп. схимонах