В мае 1389 г. Сергию, в качестве духовного отца великого князя, пришлось свидетельствовать последнюю волю Дмитрия Ивановича. В его завещании видим прямое указание, что духовная грамота писалась в присутствии преподобного: «А писал есмъ сю грамоту перед своими отци: перед игуменом перед Сергиемъ, перед игуменом Савастьяном».^[909] Московский князь скончался 19 мая 1389 г., и на следующий день Сергий участвовал в его погребении в Архангельском соборе Московского Кремля.^[910]

Дмитрия Сергий пережил немногим более трех лет. За этот период уже не встречается известий об участии преподобного в общественной жизни. О кончине Сергия Пахомий Логофет сообщает следующее. За шесть месяцев до своей смерти (то есть в марте 1392 г.) Сергий, чувствуя ее приближение, собрал братию Троицкой обители и вручил «старейшинство» над нею своему ученику Никону.

Никон представлял собой уже следующее поколение троицких монахов и являлся уроженцем города Юрьева-Польского. Будучи еще совсем юным, он увлекся духовными поисками и, оставив родителей, отправился к Стефану Махрищскому с просьбой постричь его в монахи. Но тот, видя перед собой подростка, не захотел исполнить его желание и отправил юношу к Сергию Радонежскому. Преподобный из-за слишком юного возраста Никона не решился оставить его в Троицкой обители, а отослал на послушание в Высоцкий монастырь к своему ученику Афанасию (по времени это относится ко второй половине 70-х гг. XIV в.). Никон пришел в Серпухов и, найдя келью Афанасия, постучал. Старец, «мало откры оконце», спросил его: «что хощеши, кого ищеши?» Отрок поклонился ему и сказал, что его прислал Сергий. Афанасий попытался отговорить его от принятия монашества, но Никон был непреклонен, и старец постриг его в монахи. Несмотря на молодость, Никон показал себя искусным в иноческом житии. Когда же он достиг «съвершеннаго възраста», Афанасий «почте его» саном священства. Побыв некоторое время в серпуховском монастыре, Никон упросил Афанасия отпустить его в Троицу (вероятно, это произошло в 1382 г., после отъезда

Афанасия вместе с Киприаном). Сергий принял его милостиво и сделал своим келейником: «и повелевает ему въ единой келии съ собою пребывати» (очевидно, это было уже после смерти прежнего Сергиева келейника Михея в мае 1386 г). Никон стал одним из самых деятельных и активных членов троицкого братства.^[911] Передача Сергием еще при жизни настоятельства в Троицком монастыре Никону подтверждается дошедшей до нас данной грамотой Семена Федоровича Морозова на половину соляной варницы у Солигалича, которую он «дал есмь святои Троици и старцю Сергею и игумену Никону з братьею».^[912]

Освободившись от бремени власти, преподобный «без-молвствовати начат». В сентябре Сергия начал одолевать телесный недуг. Призвав в последний раз монахов, он преподал им прощальное наставление и скончался 25 сентября 6900 г. «от сотворения мира».^[913]

Летописцы отметили кончину Сергия как одно из самых заметных событий своего времени: «Тое же осени месяца септября 25 день, на память святыя преподобныя Ефросинии, преставися преподобныи игуменъ Сергий, святыи ста-рець, чюдныи, добрыи, тихи, кроткыи, смиреныи, просто рещи и не умею его житиа сказати, ни написати. Но токмо вемы, преже его въ нашеи земли такова не бывало, иже бысть Богу угоденъ, царьми и князи честенъ, отъ патриархъ прославленъ, и неверныя цари и князи чудишася житию его, иже бысть пастухъ не тъкмо своему стаду, но всеи Русскои земли нашеи учитель и наставникъ, слепымъ вожь, хромымъ хожение, болнымъ врачь, алчьнымъ и жадныъ питатель, нагим одение, печалным утеха, всемъ христианомъ бысть надежда, его же молитвами и мы грешнии не отчаемься милости Божией, Богу нашему слава въ векы. Аминь».^[914]

Среди исследователей долгое время существовали разногласия – к какому году относить кончину Сергия Радонежского. Как известно, в то время на Руси существовали два стиля летоисчисления – мартовский (год начинался с марта) и сентябрьский (отсчет начинали с сентября). В конце XIV в. прежнее мартовское счисление постепенно уступало дорогу сентябрьскому. Если считать, что год кончины Сергия – 6900-й от Сотворения мира – записан по мартовскому счислению, то в переводе на наш календарь окажется, что Сергий умер в 1392 г., а если по сентябрьскому, то надо говорить о 1391 г. В старой литературе встречаются обе эти даты. Ныне уже ясно, что годом кончины Сергия Радонежского является 1392 г. Под этим годом известие помещено в Троицкой летописи, мартовский стиль летоисчисления которой подметил еще Н. М. Карамзин.^[915] Тем не менее, несмотря на бесспорность данного положения, в литературе до сих пор порой проскальзывает ошибочное утверждение, что Сергий Радонежский скончался в 1391 г.^[916]

Сергий Радонежский был погребен в созданном им Троицком монастыре. Епифаний Премудрый в «Похвальном слове Сергию» сохранил уникальные подробности последних дней жизни преподобного. Призвав в последний раз своих учеников, он велел похоронить его не в церкви, а по соседству «съ прочими братиями». «Братиа же, слышавшее сиа от святого, зело скръбни быша и о сем въспросиша пресвятейшаго архиепископа». Митрополит Киприан, «по-расмотривъ и рассудивъ в себе, како и где погребется блаженный», велел похоронить его на почетном месте: внутри церкви, справа от иконостаса. Обращает на себя внимание употребленное Епифанием слово «блаженный». Так именуют первую степень канонизации святого.

Узнав о предсмертной болезни Сергия, в Троицкий монастырь «събрася множество народа от град и от странъ многых, коиждо желаше съ многым тщаниемъ приближитися и прикоснутися честнем телеси его или что взятии от ризъ его на благословение себе». Проболев «неколико время», старец отошел в мир иной.

«Князи, и боляре, и прочии велмужи, и честнии игумени, попы же, и диакони, и инокь множдество, и прочии народи съ свещами и с кандилы проводиша честно… его… певшее над нимь обычныя пения, и благодарившее надгробныя песни, и доволно молитвовавше, опрятавше и благочинне положиша и въ гробе».^[917] В литературе встречается утверждение, что, согласно «Похвальному слову Сергию», преподобного отпевал сам Киприан».^[918] Однако, обратившись к указанному источнику, видим, что Киприан в нем упоминается лишь единожды – когда распорядился о перемене места погребения Сергия. В самих же его похоронах он не участвовал.

Завершая рассказ о жизни Сергия Радонежского, мы должны осветить еще одну тему. Основанный преподобным Троицкий монастырь позднее стал крупнейшим духовным землевладельцем России. Уже к концу XVI в. ему принадлежало до 200 тысяч десятин земли, а к моменту секуляризации церковных имуществ в середине XVIII в. за ним числилось свыше 100 тысяч душ крепостных крестьян. В литературе достаточно давно был поднят вопрос: когда начался процесс складывания земельных богатств обители – при Сергии или же при его преемниках? Но до сих пор он так и не решен и вызывает ожесточенные споры среди исследователей.

Так, некоторые считают Сергия принципиальным противником «владения селами». И хотя в «Житии» преподобного об этом не сказано ни слова, сторонники этой точки зрения указывают на одно место из «Похвального слова Сергию», где Епифаний Премудрый говорит о троицком игумене буквально следующее: «и ничто же не стяжа себе притяжаниа на земли, ни имениа от тленнаго богатства, ни злата или сребра, ни скровищь, ни храмовъ светлых и превысокых, ни до-мовъ, ни селъ красных, ни ризь мноценных».^[919]

Однако существует и иное мнение: Сергий вполне мог принимать в виде вкладов земельные и промысловые угодья. Об этом, в частности, свидетельствует сохранившаяся в подлиннике данная грамота Семена Федоровича Морозова: «Се язъ, Семенъ Федоровичь, дал есмь святой Троици и старцю Сергею и игумену Никону з братьею половину свое варници и половину колодязя, что оу Соли оу Галицские, что на Подолце, что варилъ мои соловаръ на мене, со всими с теми пошлинами». Даты на этом акте нет, однако упоминание «старца Сергея и игумена Никона» четко указывает на 1392 г., когда, за полгода до своей кончины, Сергий назначил игуменом вместо себя Никона.^[920]

Б. М. Клосс попытался оспорить эту датировку, указав, что в данном случае под словами «Святои Троици и старцю Сергею» подразумевается Троицкий монастырь, а никак не живой Сергий. По его мнению, этот акт был составлен не ранее XV в.^[921] Даже если и так, это не имеет принципиального значения при выяснении интересующей нас проблемы. По наблюдениям М. С. Черкасовой, в позднейшей документации Троице-Сергиева монастыря встречается упоминание выданных обители нескольких, не дошедших до нас, жалованных грамот Дмитрия Донского. Таким образом, можно говорить утвердительно о наличии земельных владений у Троицкого монастыря уже при жизни Сергия.^[922]

Примирить эти две полярные точки зрения попытался Н. С. Борисов. В начале 1380-х гг. один из учеников Сергия – серпуховской игумен Афанасий Высоцкий в своем послании митрополиту Киприану задал ему среди прочих и такой вопрос: что делать с селом, которое князь подарил монастырю? Ответ митрополита отличался уклончивостью. Он признавал, что владение селами вредит монашескому благочинию, однако не требовал вернуть село князю, но допускал компромисс: если оно находится рядом с обителью, следует поручить управление им «мирянину некоему богобоязниву», чтобы тот «в манастырь же бы готовое привозил житом и иными потребами».^[923] По мнению Н. С. Борисова, уже сам факт растерянности Афанасия перед этой проблемой свидетельствует, что его учитель Сергий не дал серпуховскому игумену твердых установок на сей счет. Вместе с тем весьма характерна и позиция Киприана. В период, когда он писал свои ответы Афанасию, иерарх имел в лице Сергия едва ли не самого влиятельного своего союзника в Северо-Восточной Руси. Очевидно, что в столь важном вопросе Киприан со свойственной ему дипломатичностью принял ту точку зрения, которой придерживался и Сергий. Весьма существенным оказывается и то, что непосредственный преемник преподобного – Никон активно расширял земельные владения обители. Не отказывался от приобретения земель и племянник Сергия Феодор Симоновский. Другой ближайший последователь преподобного – Кирилл

Белозерский также принимал от доброхотов села. Однако делал это он как бы неохотно, «с рассмотрением», учитывая, далеко ли от монастыря расположено село, кто его дарит и другие обстоятельства. «Видимо, именно так, рассматривая каждый случай в отдельности, принимал вклады, в том числе и села, и сам Сергий, и его ближайшие ученики, – делает вывод исследователь. – Конечно, в этом нельзя видеть проявления их „стяжательских“ наклонностей. „Старцы“ исходили из интересов дела. Имения давали возможность инокам избавиться от постоянных забот о „хлебе насущном“, сосредоточиться на келейной и соборной молитве, целью которой было не только личное, но и всеобщее спасение от „гнева божьего“».^[924]

Чтобы окончательно разобраться в этом вопросе, обратимся к документам из архива Троице-Сергиева монастыря. В списке 1580-х гг. до нас дошла жалованная грамота Дмитрия Донского: «Се яз, князь велики Дмитрей Ивановичь, пожаловал есми святого Сергея монастырь. Где в котором городе Сергеева вотчина будет, ино не надобе дань впрок, ни явки, ни торговая пошлина, ни посоха, никоторая пошлина, во всех городех. И которым прародителем моим благословит Бог Сергеевым молением на Московском государьстве быти, до скончанья веку им Сергеева монастыря не порудити их монастырьской вотчины, как ее Бог розпространит, всяких податей не имати торговых пошлин с их купчин; а в розбое и в татбе их бояря мои не судят; будеть дело – ино их велить кому Сергей судити; а продажи им не чинити; а судовых пошлин не имати; а слугам Сергеевым креста не целовати, сироты их стоят у креста. А которые мои прародители сей мой обет порушат, или что станут с троецкие вотчины имати какую подать, им будет суд со мною перед Спасом в будущем веце, меня с ними Бог розсудит. А кто сей моей грамоты ослушаеться, им от меня бытии в казни. Писана грамота на Москве. А к сей грамоте князь велики Дмитрей Ивановичь печать свою приложил».

С этой грамотой следует сопоставить другую запись, помещенную в рукописи Никоновской летописи середины XVII в. впереди ее текста: «Данье великого князя Дмитрея

Ивановича Донского в Сергиев монастырь в лето 6901». «Дал святой Троице живоначальной в дом, в Сергиев монастырь, князь великий Дмитрей Ивановичь Донской игумену Сергию с братьею в вечной поминок по своей душе и по своих родителей в Радонеже: сельцо Клементьево, да деревня Офонасьево, да приселок Киясово, да половина Глинкова, половина сельца Зубачева, да приселок Борково и с мельницею на Воре, сельцо Муромцово, да приселок Путилово, да погост Троица на Березниках, деревня Федоровское. Да в Углецком уезде дал князь великий Дмитрей Ивановичь Донской чудотворцу Сергию сельцо Прилуки с деревнями да приселок Красное. Да в Дмитровском уезде дал князь великий Дмитрей Ивановичь Донской чудотворцу Сергию сельцо Синково с деревнями. А подавал те дальныя села, как пришел с Мамаева побоища». Далее шла запись о даче в монастырь Сергию Радонежскому села Федоровского в Нерехте женой великого князя Дмитрия Донского – Евдокией по случаю рождения старших сыновей: Василия и Юрия. «Дал князь великий Дмитрей Ивановичь святой Троице в Сергиев монастырь на Москве площадку и пятно ногайское впрок во веки».^[925]

Вопрос о подлинности этих грамот был в свое время подробно рассмотрен иеромонахом Арсением. В первой из них он отметил явные несообразности. В частности, Сергий в ней еще при жизни называется святым.^[926] Но именоваться так он мог лишь после своей посмертной канонизации. Укажем и на другие несуразицы, допущенные составителем грамоты. Дмитрий Донской, обращаясь к своим потомкам, которые в будущем могут нарушить его распоряжения, называет их «прародителями», что совершенно невозможно, если предположить, что грамота была составлена в XIV в. Если же допустить, что ее составитель жил много позже эпохи Дмитрия Донского, ближайшие преемники московского князя действительно являлись для него «прародителями». Можно ли хотя бы приблизительно установить время появления этого документа? Встречающееся в нем выражение «Московское государство» четко указывает на XVI в., когда это понятие входит в широкое обращение.