– Вы врете, – сказала я, – вы с Даной только и делаете, что врете, и врете, и врете.

Благодушие Гвен улетучилось, она наклонилась:

– Не смей так отзываться о моей дочери. Она ради тебя сделала больше, чем ты можешь представить. Мы обе всю жизнь прожили только ради вашего комфорта. Ни я, ни она ни разу тебе не соврали.

– Не притворяйтесь белыми и пушистыми.

– Ты тоже не притворяйся, – отрезала Гвен. – Все, что есть у тебя, ты получила в ущерб моей дочери. Только то, что ты ничего не знала, не значит, что ты ни в чем не виновата.

Я встала с потертого дивана, Гвен тоже. Казалось, мы сейчас либо подеремся, либо обнимемся.

– Не приближайтесь к моей матери, – потребовала я. – И к отцу.

Гвендолен произнесла:

– Послушай. Сядь на место. Ты пришла, потому что хочешь что-то узнать, поэтому дай я тебе кое-что скажу.

Я снова села, потому что она была права. Разве не за этим я пришла?

– Во-первых, твоя просьба неразумна. Я есть, и Дана есть. Ты не можешь просить нас сделать вид, будто нас нет. Когда я пришла в тот день в «Розовую лису», я не просила Лаверн бросить мужа. Я не просила тебя жить без отца. Я просто пришла в салон, чтобы вы меня наконец увидели. Я-то вас видела каждый день своей жизни. Поверить не могу, насколько ты высокомерна. Всю твою жизнь я была к тебе добра, так что прояви немного уважения.

Гвен закинула одну ногу в белом чулке на другую и покачала туфлей.

– Не плачь, – сказала она.

Я не плакала. Я даже на всякий случай пощупала лицо, чтобы проверить. Гвен говорила торжественно, словно за нами наблюдали. Я оглядела комнату, но нас окружали только портреты Даны.

– А теперь я хочу кое о чем тебя попросить, – заявила Гвен. – Ладно? Мы тут ведем культурную беседу.

– Я вам ничего не скажу, – напряглась я.

– Ой, – сказала Гвен, – я и так все знаю. Это ты хочешь что-то узнать. А я хочу попросить о небольшой услуге.

– Услуге?

– Да, – кивнула она, – я хочу попросить тебя вернуть Дане брошь бабушки. Это все, что у нее было.

– Еще чего! – возмутилась я.