– Не смей отворачиваться от меня, Банни Шорисс!

– Я не в том смысле, – сказала я. – Я просто хочу, чтобы ты была более…

На ум пришло слово «черной». Слезливая тоска мамы напоминала о белых женщинах в фильмах – о тех, которые обычно падают в обморок, если случается что-то, с чем они не могут справиться.

– Я хочу, чтобы ты показала зубы. Сейчас самое время сварить кастрюльку кукурузной каши.

Мама сжала кулаки и уперла их в бока.

– Дай-ка я тебе кое-что объясню, если ты не понимаешь. Эл Грин вылез из ванны, Мэри чуть не убила его, облив кипящей кашей. Я слышала, что ему пришлось пересаживать кожу со спины на интимные места. И ты предлагаешь то же самое сделать с твоим папой?

– Нет, – помотала головой я. – Я просто хочу сказать, что ты должна…

– Но ожог на интимных местах Эла Грина – это только полбеды. Пока он лежал голый, весь покрытый волдырями, Мэри вынула из сумки пистолет, приставила к себе и разворотила грудную клетку. Ее тело упало прямо на него, – мамина грудь вздымалась под заношенной ночнушкой. – Не знаешь – не говори. Не кипящая каша заставила Грина прийти к Богу, а кровь Мэри.

Она, задыхаясь, удалилась из спальни, и я осталась одна, щурясь от света лампы. Еще час лежала без сна, представляя, как мы – я, папа, Роли и мама – лежим каждый в своей спальне и смотрим каждый на свой потолок. В ту ночь я так и не смогла уснуть. Без четверти шесть обнаружила маму за кухонным столом: она чистила картошку. Рядом уже возвышалась целая гора картофелин. Некоторые побурели на воздухе, но картофелина в маминой ладони была белая и мокрая.

– Ты спала?

– Нет, – ответила она. – Решила сделать картофельный суп. Сварю побольше, часть заморозим.

– Мама, – сказала я, – иди, приляг.

– Я не хочу спать в своей кровати.

– Ложись в моей.

– Ты меня выставила, – упрекнула она, поднимая взгляд от картошки. Мама срезала так много кожуры, что от плода мало что оставалось.

– Что ты, – ответила я, – я лягу с тобой.

Мы вернулись в спальню. Я придержала занавеси балдахина и залезла на постель вслед за ней. На этот раз я свернулась, прижавшись к ней.

Мама проговорила:

– Я не закончила историю про Мэри. Она оставила записку. Ее обнаружили, когда пришли убрать тело. В ней было вот что: «Чем больше я тебе доверяю, тем сильнее ты меня подводишь».

К тому моменту я поняла, что она никогда не будет такой, какой я знала ее всю жизнь. Если ты видела, как твоя мать разбилась на мелкие осколки, склеить назад не получится. Швы, сколотые краешки и сгустки застывшего клея останутся навсегда. Даже если после огромных усилий удастся вернуть прежний вид, она всю жизнь будет хрупкой, словно треснувшая тарелка. Я забралась в постель рядом и закрыла глаза, но так и не расслабилась настолько, чтобы забыть, кто я такая и что случилось. В 7:30 пришли старушки, готовые стричься и краситься. Удивительно, что до этого дня мама не отказала ни одной заранее записавшейся клиентке. Может, папа и прошелся по нашей жизни грушей для сноса зданий, но ни единая кучеряшка на юго-западе Атланты не осталась невыпрямленной.