Но вот эти эмоции — сожаление и стыд — я отбрасываю: всё, что они могут — только замедлить моё… исцеление. Восстановление. Перерождение.

Понимая свою нынешнюю слабость, помня, к чему может привести излишнее напряжение, я начинаю с малого.

С эмоций наших с Элором малышей — Ринарра и Эйррана — очень-очень ярких, фонтанирующих, но пока ещё не таких чётких, как эмоции взрослых. Пока Элор спит, я погружаюсь в чувства детей, проживаю всё с ними. Учусь у них чувствовать — просто, наивно, без оглядки.

А когда Элор бодрствует — я погружаюсь в его пьянящую радость. Вот уж кто позволяет себе чувствовать без всяких ограничений. Но его чувства сильнее, сложнее. Он с радостью агукает с малышами, учит меня их пеленать. Будь у него больше рук — он бы обоих сразу укачивал и меня при этом обнимал. От его восторга и нежности у меня постоянно щемит сердце.

Это страшно на самом деле — после стольких лет, когда я ставила границы между мной и чувствами, погружаться в самые сильные чувства, позволять им брать верх над разумом. Без сопротивления плыть по течению.

Я рыдаю.

Смеюсь.

Пугаюсь вместе с Элором своих же реакций.

Растворяюсь в чувствах.

Учусь жить с ними в мире.

Наслаждаюсь.

Познаю сокровищницу глазами и чувствами сыновей: новые комнаты, оранжереи, все эти интересные игрушки, монетки, листочки, цветочки, яркие картинки на стенах, вода, мех, ткань, голод и сытость, тепло родителей. Привлекательные покрывала и пёрышки, которые не дают трогать.

Учу сыновей. Таких малюсеньких, хорошеньких лапочек с проступающими на скулах тёмными узорами мягких чешуек, с маленькими цепкими пальчиками, с глазами, меняющими цвет с золотого на серый в зависимости от того, кто над ними склоняется, с пушком то рыжего, то серебристого цвета. С изумительными нежными, такими призывными голосками.

Вместе с Элором. Под защитой его крыльев, купаясь в его нежности. Иногда ощущая стискивающий его горло ужас от осознания, что он чуть меня не потерял.

Глубже познавая его восхищение мной.

Его страхи — не только ментализма, но и одиночества, потерь. Страх, что из-за него, из-за его неверного решения, я погибну. Элор ведь в самом деле боялся моей беременности. И это решение о брачных неделях, моё состояние было страшным для него испытанием. Улавливаю и его сожаления о том, что он не был со мной на пирамиде, не защитил. Знаю, что он боялся никогда не узнать моих ответных чувств. И как сходил с ума, то почти уверяясь, что я женщина, то попадая под влияние голоса или нащупав «член». Ощущаю весь его ужас, когда он невольно вспоминает те или иные факты нашей жизни: как он ударил меня, отталкивая от брата, и веселился с любовницами, особенно виноватым он себя чувствует за Сирин Ларн.

Но мне не хочется всё это вспоминать, и не хочется, чтобы он вспоминал, потому что это — прошлое.

Я так и говорю ему, когда ловлю на сожалениях:

— Отпусти, это уже прошло.

Говорю словами, как он любит, и мыслями, как нравится мне.