Изо дня в день.

— Ты обязательно справишься, Ри, ты сильная, — напоминает он мне.

Моя спина прижата к груди Элора. Его рука скользит по огромному животу. Смысл сказки проносится мимо: слова текут по сознанию, почти не зацепляясь, но главное — голос. Красивый, сильный голос. Он становится нежнее, когда живот вздрагивает от внутренних толчков.

Тусклая магическая сфера отражается в золотой радужке Элора. Как и я, он лежит на боку. Смотрит мне в лицо, пока рука гладит необъятный живот.

— Мы же справимся, да, Ри? — шепчет Элор, не прекращая нежное круговое движение. — Мы всё это переживём… Скоро придёт срок, ты увидишь наших малышей, и больше не сможешь молчать и оставаться такой отстранённой. Материнский инстинкт должен помочь. Ты увидишь, какие малыши замечательные, обязательно их полюбишь, и всё у нас будет хорошо.

Отблеск света в его золотой радужке яркий. Слишком яркий. Влажный.

— Всё будет хорошо, — обещает Элор.

По глазам вижу, он не уверен, но голос… кажется, Элор научился лгать так, что я этого не улавливаю.

Он ждёт ответа. Но у меня его нет. Я хочу только одного — спать.

Боль. В сонной бесконечной полудрёме я забыла, какая она резкая, и удар получается сокрушительным.

Она подкралась незаметно.

Мягко касалась меня осторожными спазмами, словно прощупывала пальцами. Я лежала молча и думала, что скоро смогу дальше спать. Хотя, возможно, настало время появления малышей. Разрозненные, будто расколотые, воспоминания не слишком точны, я не уверена, что прошли все десять месяцев, но рассветных кошмаров было много, живот, кажется, достаточно большой для конца срока, да и Элор вроде говорил о скором появлении малышей, обещал им уютные кроватки.

А потом боль впилась когтями, выбивая воздух из лёгких. Элор мгновенно проснулся, приподнялся на локте. Его ноздри тревожно дрожали, а зрачки расширились.

Боль впивалась всё чаще, не давая просто лежать, сбивая дыхание, выталкивая из кожи чешую.

И вдруг принялась разрывать на части.