– Из очень надежных источников, – она помолчала. – Последний роман у Себастьяна был с официанткой. Буквально до февраля… Думаю, она его окончательно убедила, что трахаться от души, умеют только его крестьянки. Тут я не спорю: ему всегда нравились девчонки с примесью итальянских кровей, а те умеют отжечь, если захотят. Так вот, его последняя пассия, официантка, которую он нашел и отмыл, уж точно умела. Будь у нее хоть капля мозгов, он не ушел бы. Он сам так Мартину и сказал: «Я думал, эта будет последней!» Но эта дурочка вообразила себя звездой. Она читала эти женские книжечки про то, как соплячки качают права перед миллионерами, а те вместо того, чтобы высадить их на той же помойке, где и нашли, влюбляются все сильнее. И наша Звезда стала называть его папочкой и требовать фамильные драгоценности, иначе, мол, она от него уйдет.
– И? – подтолкнула я, гадая, где Лизель берет столько сведений. – Что было дальше?
– Он дал ей гордо уйти в закат с одной сумочкой, потом вызвал плотника и сменил замки на дверях. А консьержу велел передать этой дуре сумку с кое-какими вещами и документами и больше не впускать ее внутрь. Очень поучительная история для таких нахалок.
– «Не зарывайся»?
– «Все драгоценности нужно носить с собой»! – Лизель подмигнула. – Теперь она работает в кафешке получше, чем до Себастьяна, но это пока не утратит лоск. Я подослала к ней Жоржа, который представился частным детективом графини, и эта дура за пару сотен выложила все. Я рассказала Мартину, он – племяннику. И, пока он размышлял о возрасте и подлости молодых вертушек… мы с Мартином аккуратно подвели его взглянуть на тебя. Помнишь, когда я отправила тебя вести дом? Для Филиппа с Ральфом?..
– Помню.
– Вот и Себастьян тоже запомнил: как кто-то любит, заботится… только не о нем. Теперь, когда ты ранена и разбита, как и он сам, почему бы вам не сойтись, утешив друг друга?
– Но он…
– Забей на это «а он». Давай подумаем, что
Западное крыло и Игрушка
Отделку Западного крыла собирались закончить к осени, и Себастьян сказал, что я должна буду встретиться с архитектором, посмотреть проект, выбрать комнаты, в которых я размещусь и подумать, сколько слуг мне понадобится.
– …в ноябре тебе исполнится восемнадцать, и я официально представлю тебя семье, – сказал Себастьян и посмотрел на свою жену. – Правильно,
Марита скрипнула зубами, но наша свеженькая открытая вражда уже не позволила ей взывать к моей личной совести.
Граф и графиня пришли вдвоем, словно для того, чтобы подчеркнуть серьезность намерений и добровольное согласие со стороны жены, но Марита выглядела заплаканной и ее голос скрипел. Видимо, истерика была грандиозной.
– Да, правильно, – прошептала она. – Пусть вся семья будет в курсе, что ты окончательно спятил, и берешь девчонку в наложницы, как турецкий султан.
– На твоем месте, – Мартин посмотрел на свою племянницу, – я бы заткнулся. Иначе, он возьмет ее в жены, как американский миллиардер.
Он прибыл два дня назад, – якобы, повидаться с племянником, который был ему дороже родного сына, – но я не была уверена, что они встречались.
Себастьян вставал очень рано, скакал верхом, принимал ванну, завтракал и садился работать, а дядя Мартин просыпался намного позже… в постели Лизель.
– Если у них родится мальчишка, она получит денежки Броммеров раньше. Имей в виду! – брякнул кардинал. – Далеко не всякая молодая наложница согласится терпеть в своем доме лицемерную старую ханжу.
Дядя Мартин очень здорово умел говорить: послать голос в потолок, словно оперный певец. Возвысить его, понизить, заставить греметь. Да и слова подобрать умел. Даже совсем спонтанно. Он стал кардиналом не по родству, он сам этого добился. Умом и многочисленными интригами. Поэтому Марите нечего было и думать, чтоб возражать. Он сделал бы ее всухую.