Евгений сделал над собой усилие и постарался собрать расползающиеся мысли в кучу. Помолчав, он глухо спросил:

— Что ты будешь делать после школы?

Катерина удивилась. Именно сейчас она никак не ожидала подобного вопроса, но честно ответила:

— Буду дальше учиться, конечно. Я решила поступать на журналистику. Ты же знаешь, Жень, как я люблю писать. И у меня неплохо получается, по-моему. Но в наших университетах нет нужного факультета. А если и есть, то уровень образования здесь совсем не тот. У моего папы есть знакомые в Питере. Он договорился с ними, что я поживу у них, пока не поступлю куда надо. А потом постараюсь устроиться в общежитие. По крайней мере, сейчас план такой. А ты? Что ты будешь делать после школы?

— Я? — С трудом сфокусировался на вопросе Костяков. — Ну, если честно, я не очень задумывался над этим. Вообще хотел закончить курсы автомехаников. Мы с ребятами в гараже одного чувака ковыряем старые тачки, и знаешь, Кать, копаться в железках оказалось прикольно. Думаю, слегка подучившись, я мог бы устроиться работать в автомастерскую или ещё куда, где нужно что-то ремонтировать. Но моя мать считает, что я должен в какой-нибудь институт поступать, потому что там можно на время откосить от армии. Ей жуть как не хочется, чтобы я туда попал…

— Я с ней согласна, — перебила Женю Катерина. — Нечего тебе там делать. Женя, у тебя цепкий ум, ты можешь гораздо больше, чем ты всем демонстрируешь. Ты мог бы отлично учиться, если бы захотел. Поступай в авиамоторный ВУЗ. Или в строительный. Думаю, тебе и там, и там будет интересно. Что скажешь?

Костяков промолчал. Об институтах и университетах он думал сейчас в самую последнюю очередь.

— Катя, — едва слышно выдохнул парень ей в шею, прижав к себе ещё сильнее. — Не уезжай. Ты нужна мне. Больше всех нужна, — тут выдержка окончательно покинула Евгения. Чувства бурлили в крови раскалённой лавой, все слова улетучились, и затуманенный мозг решил, что проще показать, чем рассказать. Женька принялся жарко целовать нежную шею и чувствительное место за ушком, бессвязно и почти бессознательно бормоча: — Катя… Катюша… Журавлик мой ненаглядный…

Расслабившаяся было девушка тут же напряглась и заёрзала в его руках:

— Жень? Ты что делаешь? Ну-ка отпусти! Ты пьяный что ли?

— Не отпущу, — пробормотал парень, продолжая делать своё дело и всё больше ощущая, что сейчас сгорит от переполняющих его чувств. — Никуда тебя не отпущу, пока не поцелуешь. Ты мне должна, помнишь? Я и так слишком долго ждал… Ну сколько можно мотать мне нервы, Журавлик? По-моему, ты уже вполне доросла для поцелуев. — Женя ловко развернул упирающуюся Катю к себе лицом и склонился к ней с вполне определёнными намерениями. Он чувствовал себя будто умирающий от жажды в пустыне, который только что достиг вожделенного оазиса и вот-вот сделает первый глоток воды. Только его оазис оказался миражом.

Катерина, учуяв алкогольный запах, про себя поняла, что Женька — невменяемый, совсем не соображает, что делает, и, испугавшись, принявшись вырываться изо всех сил. Паника прибавила ей энергии, и девушка всё же вырвалась свободу, попутно дико разозлившись и на Женьку, и на себя: до этого момента Катя безмерно уважала Евгения за бережное отношение и защиту, а оказалось, что Костяков берёг её лишь для того, чтобы сам… Разочарование, злость и обида затопили Журавлёву с головой, и она, совершенно не думая о последствиях, крикнула, сжав кулачки:

— Костяков!! Ты совсем спятил?! Какие поцелуи? Я твой друг, а не одна из тех распутных девиц, с которыми ты гуляешь! О чём ты вообще думаешь?! Где твои мозги?? Женя, приди уже в себя! У нас экзамены на носу, и выпускные, и вступительные, а ты о поцелуях! Ну какие, к чёрту, поцелуи, скажи ты мне, а? Ну почему у всех парней только одно на уме? Я думала, ты — другой! А ты, выходит, притворялся, да? И все эти годы со мной дружил только для того, чтобы залезть мне под юбку?! Боже, какой кошмар! — Девушка обняла себя за плечи, пытаясь унять нервную дрожь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Евгения её гневная отповедь просто убила. Морально уничтожила. Так больно внутри ему ещё никогда не было. Каждое Катино слово что-то ломало в Жене, разрывая на куски всё самое светлое, что в нём было. А в ответ на невыносимую боль в груди поднималась волна жгучей злобы и агрессии, способная смести всё на своём пути. Женьке захотелось вколотить обратно в глупую девчонку все её гадкие подозрения и несправедливые слова. Он подлетел к ней как ураган — такой же неумолимый и беспощадный — схватил за плечи и затряс, как куклу, в ярости крича:

— Безмозглая тупая идиотка!!! Ты ничего не поняла! Да если бы я хотел только залезть тебе под юбку, то давно бы уже сделал! Мне нужна была вся ты целиком, со всеми своими закидонами, книгами и дурацкими правилами! Едрить-колотить! Я как распоследний пентюх носился с тобой все эти годы, как с великой драгоценностью! Думал, ты оценишь, а ты… Тьфу! Только хвостом своим вертишь и тычешь в нос долбанной школой и этими грёбанными экзаменами!! Да на хрен эту школу, Журавлёва! На хрен экзамены! И сама ты пошла на хрен!! Да я лучше в армию пойду, лишь бы тебя, дуру проклятую, больше не видеть!! — Костяков оттолкнул от себя девушку, чувствуя, что ещё немного и либо размозжит ей голову, либо оттаскает за волосы, либо ещё как-то искалечит. В данный момент парню хотелось этого больше всего на свете, чтобы ей стало так же больно, как и ему, но кровоточащие осколки прошлых чувств не позволили Жене этого сделать.

Катерина каким-то чудом удержалась на ногах и не упала. За эти годы она привыкла к Жене и к тому, что как бы он не бесился, никогда не позволял себе причинить ей вред. Поэтому девушка не осознавала, что находится на волосок от катастрофы и никакого страха у неё не было. Гордо вскинув голову, Катя зло прищурилась:

— Уймись, Костяков. Ты же это не всерьёз? Неужели так хочется ходить строем и красить траву в зелёный цвет, чтоб зеленее была, вместо того, чтобы развивать свои способности и получить достойную профессию? Это же бред! Ты не можешь этого не понимать! Ещё раз повторяю: подумай головой сейчас, а не одним местом! А не то потом всю жизнь жалеть будешь!

— Заткнись, дурища долбанутая! Тебя не спросил! — Евгений понял, что если Катерина ещё скажет хоть слово, то он снова бросится на неё и, тяжело дыша, попятился назад, сжимая кулаки до побелевших костяшек: — Как же ты меня достала, правильная идиотка! Ненавижу! Да я лучше траву буду красить и по приказу на горшок ходить, только бы подальше от тебя свалить! — Выдав эту отчаянную тираду, парень развернулся и бегом бросился в сторону своего дома.

А Кате вдруг стало до того обидно, так горько от порушенной дружбы, что злые слёзы брызнули из глаз, и она, не сдержавшись, закричала ему в спину:

— Ну и катись в свою армию, придурок! Скатертью дорога! — Девушка, с трудом давя в себе рыдания, тоже побежала домой.