Реалии общеизвестны и задерживаться на них нет необходимости, так что проговорим их вкратце. Шествие петербургских рабочих, желавших вручить императору Николаю II Петицию о рабочих нуждах, было жестоко разогнано у Зимнего дворца. Солдаты стреляли в безоружных манифестантов, более сотни человек погибло[74]… Но страшнее всего (в социально-политическом смысле) был разрыв связи между богоизбранным императором и его верноподданным народом. Николай II, хоть и признанный страстотерпцем (а в версии Русской зарубежной церкви – мучеником) войдёт в историю как Николай Кровавый. «Тяжёлый день! – запишет император в своем дневнике. – В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело!» Больно и тяжело было не только императору (если ему и в самом деле было больно и тяжело). Расстрел мирного рабочего шествия стал искрой, от которой вспыхнуло пламя Первой русской революции, а там уже и до октября 1917 года было недалеко…

Помимо манифестантов, под пули попали и гуляющие мимо люди (день был воскресный). «Я поехал на извозчике в редакцию журнала «Русь», – вспоминал поэт Максимилиан Волошин. – Малая Морская и Невский от Адмиралтейства до Полицейского моста были совершенно пустынны. Ни одной души. Вдалеке войска. Как я узнал позднее, эта часть проспекта только минуту назад была прочёсана огнем. Сани пропускали везде. И меня пропустили через Полицейский мост между шеренгами солдат. Они, в этот момент, заряжали ружья. Офицер крикнул извозчику: «Сворачивай направо». Извозчик отъехал на несколько шагов и остановился. «Похоже, стрелять будут!» Толпа стояла плотно. Но не было рабочих. Была обычная воскресная публика. «Убийцы!.. Ну, стреляйте же!» – крикнул кто-то. Рожок заиграл сигнал атаки. Я приказал извозчику двигаться дальше. «А не всё ли равно, если будут стрелять, разве кто останется в живых?» – сказал он. Он медленно и нехотя поехал, оборачиваясь назад. Едва мы свернули за угол, послышался выстрел, сухой, несильный звук. Потом ещё и ещё. Улочки, по которым мы проезжали, были заполнены народом и войсками. То мы наталкивались на атакующих солдат, то нас уносило на гребне толпы. На Гороховой мы снова увидели выстраивающиеся войска и опять услышали за спиной залп… Странная и почти невероятная вещь: в толпу стреляли, а она оставалась совершенно спокойной. После залпа она отхлынет, потом снова возвращается, подбирает убитых и раненых и снова встаёт перед солдатами, как бы с укором, но спокойная и безоружная. Когда казаки атаковали, бежали только некоторые «интеллигенты», рабочие же и крестьяне останавливались, низко наклоняли голову и спокойно ждали казаков, которые рубили шашками по обнаженным шеям. Это была не революция, а чисто русское, национальное явление: «мятеж на коленях».

«Пули, которыми расстреливали императорскую семью, были отлиты девятого января[75] пятого года», – скажет историк, правовед и убежденный монархист Михаил Зызыкин, эмигрировавший из России в 1921 году.

В августе 1905 года Николай II издал манифест, учреждающий Государственную думу как «особое законосовещательное установление, коему предоставляется предварительная разработка и обсуждение законодательных предположений и рассмотрение росписи государственных доходов и расходов». Годом раньше этот манифест был бы встречен со всеобщим одобрением, но теперь всё было иначе… В октябре в Москве началась забастовка, которая распространилась по всей империи, перейдя во Всероссийскую октябрьскую политическую стачку, охватившую свыше двух миллионов человек. В декабре в Москве и ряде других крупных городов прошли вооруженные столкновения революционных рабочих с войсками и полицией. Порядок удалось навести к 1907 году, но ещё четыре года Россию потрясала волна революционного терроризма. Желающие проникнуться духом того времени могут прочесть роман Андрея Белого «Петербург», который считается образцовым художественным произведением русского символизма (а заодно и модернизма). «И опять: “революция – эволюция”. Все только об одном и спорили эти, так сказать, гости; то была все ни золотая, ни даже серебряная молодежь: то была медная, бедная молодежь, получавшая воспитание на свои трудовые гроши; словом, то была учащаяся молодежь высших учебных заведений, щеголявшая обилием иностранных слов: “социальная революция”. И опять-таки: “социальная эволюция”».[76]

Могилы жертв «Кровавого воскресенья» 9 января 1905  года на Преображенском кладбище

«У нас нет совсем мечты своей родины, – писал в 1912 году философ и публицист Василий Васильевич Розанов. – И на голом месте выросла космополитическая мечтательность. У греков есть она. Была у римлян. У евреев есть. У француза – “chère France”,[77] у англичан – “старая Англия”. У немцев “наш старый Фриц”. Только у прошедшего русскую гимназию и университет – “проклятая Россия”. Как же удивляться, что всякий русский с 16-ти лет пристает к партии “ниспровержения государственного строя”?.. У нас слово “отечество” узнается одновременно со словом “проклятие”.

Посмотрите названия журналов: “Тарантул”, “Оса”. Целое издательство – “Скорпион”… “Шиповник”*. И все “жалят” Россию. “Как бы и куда ей запустить яда”. Дивиться ли, что она взбесилась.

Ситуация в Империи (и в первую очередь, в столице) сложилась взрывоопасная. Всем хотелось перемен, и только император стремился к тому, чтобы всё было как в старые добрые времена. Но времена настали совсем недобрые.

«Великий подвижник»

В 1903 году в Петербурге появился сибирский крестьянин Григорий Распутин, которого в великосветских кругах окрестили «великим подвижником» и «святым старцем».

В гордую нашу столицу Входит он – Боже, спаси! — Обворожает царицу Необозримой Руси Взглядом, улыбкою детской, Речью такой озорной, — И на груди молодецкой Крест просиял золотой. Как не погнулись – о горе! — Как не покинули мест Крест на Казанском соборе И на Исакии крест? Над потрясённой столицей Выстрелы, крики, набат; Город ощерился львицей, Обороняющей львят. «Что ж, православные, жгите Труп мой на тёмном мосту, Пепел по ветру пустите… Кто защитит сироту?..

Стихотворение «Мужик» поэт Николай Гумилев, первый муж Анны Ахматовой, написал в 1918 году, уже после убийства Распутина во дворце князей Юсуповых на Мойке. Слова «обворожает царицу» можно толковать двояко. Ходили слухи, что Распутин обворожил императрицу Александру Федоровну в прямом смысле этого слова, но, скорее всего, приязнь императрицы (и императора) объяснялась тем, что «святой старец» якобы помогал наследнику престола Алексею бороться с гемофилией – вроде бы заговорами останавливал смертельно опасные для царевича кровотечения.

Распутин и его поклонницы. 1914 год

Странных людей при дворе было много, потому что императрица была очень суеверной и мистически настроенной. Но Распутин оказался на особом положении. Он стал ближайшим другом и советником императорской четы, которая называла его «нашим другом». Распутин же называл императрицу «мамой», а императора «папой» и (о, невероятное нарушение приличий!) обращался к ним на «ты». Поскольку ни одно мало-мальски важное решение не принималось императором без обсуждения с Распутиным, малограмотный сибирский крестьянин превратился в третьего человека в империи.

Григорий Распутин. 1916 год

«Свой уклад он не изменил и после приближения к царской семье, – писала дочь Распутина Матрёна. – Ходил в русской рубашке, шароварах, заправленных в сапоги. Мяса не ел до смерти. Обед всегда состоял из одной ухи, любил редиску и квас с огурцами и луком. Вставал рано, шел на службу в церковь, возвратившись, пил чай с черными сухарями или кренделями. Строго соблюдал пост, ел одни сухари». Молва приписывала Распутину необычайные сексуальные достоинства. Действительно, экзальтированных дамочек вокруг него вертелось очень много… «Не согрешишь – не покаешься, – говорил дамам Распутин, – не покаешься – Бог не простит, не простит Бог – не станешь к нему ближе, и Он не увидит душу твою». Однако больше всего публику скандализировали не амурные похождения «святого старца», а то, что под его дудку плясали все сановники (а те, кто этого не делал, долго на своем посту не задерживался). Распутинские записки, начинавшиеся со слов «Милой дорогой…» имели силу царских указов.

Гуляя по Английскому проспекту, обратите внимание на дом номер 3, принадлежавший до революции чете Веретенниковых. Здесь, в четырехкомнатной квартире, находившейся на пятом этаже, в 1913–1914 годах жил Григорий Распутин. Сюда к нему приходили просители и поклонницы. Если императорская чета желала видеть своего друга, то за ним присылался автомобиль.

С 1914 по 1916 год Распутин с дочерями Матрёной и Варварой жил в пятикомнатной квартире в доме графини де Лесс на Гороховой улице (дом 64). Квартира под номером 20 находилась на третьем этаже. Плату за квартиру, стоившую более десяти тысяч рублей в год, вносила Собственная Его Императорского Величества канцелярия.

В трехэтажном доме номер 24 на набережной Мойки располагался фешенебельный ресторан «Донон», в котором можно было встретить и министров, и великих князей, и разных знаменитостей. Распутин в общем зале не показывался, предпочитая занимать кабинет для особо важных гостей на втором этаже. Дальше на той же набережной стоит дворец Юсуповых (дом 94). Здесь 30 декабря 1916 года Распутин был убит заговорщиками из высшего общества, которые не видели другого способа избавления императорской четы от его пагубного влияния. «Как можно убить человека и сознательно готовиться к этому убийству? – писал в своих мемуарах князь Феликс Юсупов, организатор и глава заговора. – Мысль об этом томила и мучила меня. Но вместе с тем внутренний голос мне говорил: «Всякое убийство есть преступление и грех, но, во имя Родины, возьми этот грех на свою совесть, возьми без колебаний. Сколько на войне убивают неповинных людей, потому что они “враги отечества”. Миллионы умирают… А здесь должен умереть один, тот, который является злейшим врагом твоей Родины. Это враг самый вредный, подлый и циничный, сделавший, путем гнусного обмана, всероссийский престол своей крепостью, откуда никто не имеет силы его изгнать… Ты должен его уничтожить во что бы то ни стало… Понемногу все мои сомнения и колебания исчезли. Я почувствовал спокойную решимость и поставил перед собой ясную цель: уничтожить Распутина. Эта мысль глубоко и прочно засела в моей голове и руководила уже всеми моими дальнейшими поступками». Кстати говоря, среди заговорщиков был и великий князь Дмитрий Павлович, двоюродный брат императора Николая II.

Посмертная фотография Григория Распутина. 1916 год

Цианистый калий на Распутина не подействовал, потому что его добавили в пирожные, а сахар дезактивирует этот яд. Тогда Распутина застрелили, а тело скинули в Малую Невку с Петровского моста.