Дверь содрогнулась, точно от удара тараном, в ней что-то щёлкнуло, треснуло и скрежетнуло — это засов выламывался из пазов. Но что же хвалёный зам`ок?!..

Да спросила вслух и к тому же громко. Голос срывался.

— Так и не домекнулась, кому там войти неймётся? — выстучала зубами няня.

— Ключ один… — пробормотала я и осеклась, онемев перед лицом разгадки.

Перед лицом своего отца. И никогда прежде оно не пробуждало во мне такого ужаса.

— Сундуки! — воскликнули мы хором и кинулись в четыре руки придвигать к двери лари и громоздить один на другой. Самый длинный и тяжёлый, служивший Нимуэ постелью и набитый ещё её прабабки, наверное, приданым, едва сумели стронуть с места, ну да ни я, ни няня не могли похвастать силой.

От первого же толчка защита наша сдвинулась и качнулась. Мы с няней насели на неё всем невеликим весом.

— Что за злой дух в него вселился! — едва не плача, вопросила я и принялась звать: — Джед! Джерард!

— Нет его, не зови, — оборвала Нимуэ, бегая затравленным и пустым взглядом. — От такого грохота и мёртвый бы поднялся. Я уж прежде, ввечеру, хватилась, так сказали, ушёл он. Вот прямо так и сгинул, не сказавшись.

— Ушёл?..

Мысль путалась и рвалась. "Сгинул, не сказавшись…" Между нами всё уж было сказано, Нимуэ не знала про то. А мне и впрямь давно следовало отпустить его на волю, от этого з`амка, от себя. Давно. Это закономерная развязка, и всё же… всё же…

— Ушёл — на ночь?

— И то, странное выбрал время… — кивнула Нимуэ и охнула, схватившись за сердце.

Я тяжело навалилась на ларь. В глазах плыло и темнело.

— Нет, нет, нет… нет!

— Гвинейра! Отвори! — по-звериному взвыло снаружи, и нас отбросило вместе с сундуками.

Окованный стальными полосами угол ларя пришёлся ровно по локтю. От вспыхнувшей боли я упала на колени и на пару мгновений ослепла. А когда открыла залитые выступившими слезами глаза, увидела, что нижний сундук отодвинут настолько, что можно приотворить вовнутрь дверь. А вслед за тем — тень, нависшую надо мною. Она показалась огромной, словно не принадлежала человеку.

Но ард-риаг всё же был человеком.

И потому я попыталась.

Воззвать… к чему? К милосердию? К благонравию? К которой из этих никогда не существовавших в нём добродетелей?