— Уходи! — выкрикнула оборвавшимся голосом. — Пожалуйста… — одними губами. — Уходи!

В неверном свете казалось: вижу след ладони, как приложенный к бледной щеке кленовый лист.

Джед смотрел куда-то мимо меня, поверх моего плеча. Коротко кивнул, развернулся, коснувшись высверком взгляда, и молча канул во тьму.

Точно вмиг лишившись опоры, я пошатнулась; не чуя боли, впилась ногтями в словно чужую ладонь.

Во мраке за моей спиной стояла Блодвен, смотрела и улыбалась.

— Ты так несдержанна, Ангэрэт. Поспеши, не следует заставлять ард-риага ждать.

Я пошла за мачехой, едва ли сознавая, что делаю и зачем. Две мысли сплетались в мятущемся сознании, удерживая спасительной нитью: "Эта ночь когда-нибудь кончится" и "Я не доставлю тебе удовольствия видеть моё унижение".

— Я провожала тебя с одним, а встречаю с другим. — Блодвен осуждающе покачала головой, но во взоре её читалось торжество. — Твоё поведение неподобающе для дочери ард-риага и решённой жены.

Если она и добивалась оправданий, то не дождалась никакого отклика, я выпита была до дна, и, зная, что иду навстречу новым измывательствам, употребляла все силы на то лишь, чтоб продержаться до мига, когда отец наконец-то смилостивится и позволит уйти.

Голос деда был негромок, но изменён яростью.

— …мой ровесник! Ведь она ненавидит Ангэрэт и пойдёт на всё, чтоб сделать её жизнь невыносимой!

— Пока ещё ард-риаг я, Гвинфор. Или хочешь оспорить моё право? Если нет, оставь при себе свои подозрения, они мне не интересны.

Наконец, дед заметил меня и мачеху. Мне ещё не доводилось видеть его настолько взбешённым.

— Ведьма! — выплюнул ругательство в надменное лицо Блодвен. — Как бы тебе не почернеть от собственных козней! А ты, сынок, недолго удержишь власть: давно известно, она неверна безумцам!

— Уходи сам, Гвинфор, — выцедил отец. — По давнему нашему родству предлагаю это. Уходи сам, или придётся подсказать дорогу и, уважая старость, помочь уйти. И тогда — будь уверен — больше не увидишь Ангэрэт, не пущу её к тебе и на могилу!

Не чуя под собой земли, я подплыла-подлетела к деду, обняла, коснулась сухими губами щеки.

— Добрый путь! Передавай Грайне мои добрые пожелания, счастлива была узнать её.

— У меня умная дочь! — расхохотался ард-риаг и, едва я отошла от деда, подозвал к себе, заставил склониться и ожёг жестоким поцелуем. Всё во мне перевернулось и заболело от него. Привлёк к себе властною рукой; змеиные глаза лишали воли, и душа билась схваченной пичужкой. — Ответь, Ангэрэт, кто твой господин и повелитель?

— Ты, отец, — вымолвила чужие слова чужими губами. И на жестоком лице отразилось тёмное торжество.

— Несчастная! — с отчаяньем воскликнул дед, в горе и гневе поворотившись к ард-риагу. — Гвинейра за два года сгорела от твоей любви, как лучина. Мало тебе, губишь и её дочь! Для чего родилась похожей на мать? Себе на горе!