– Ничего интересного. Снова горел, но не один, а вместе с Гитлером. Меня тушат, а я ору, что не надо: раз нет другого способа уничтожить этого гада, готов сгореть вместе с ним.

– Пойдешь на поправку, – убежденно заметил Дроздов. – Раз чуть не спалил Гитлера, значит, будешь жить – это дело надо довести до конца, и не во сне, а наяву.

– Готов и наяву, – скрипнул зубами танкист.

– Ну а ты? – подошел Дроздов к саперу. – Что скажешь, Добрыня свет Никитич?

– А-а, – отмахнулся тот. – Какой там Добрыня?!

– Но ты же по отцу Никитич?

– Ну и что? Тот на коне, – кивнул он на картину, – а я на койке.

– Это сегодня ты на койке, а завтра снова будешь на коне. Они ведь тоже в ранах и шрамах – такая уж их богатырская доля, а ничего, подлечились – и снова на коне.

– Да я что, я не против, я хоть сейчас…

– Сейчас – рановато, а вот через недельку-другую… Нам бы только температуру сбить, – озабоченно продолжал Дроздов. – Но за этим дело не станет, – бодро закончил он.

Профессор продолжал балагурить, рассказал пару анекдотов, спросил, не тесно ли им всемером, да еще с лошадьми, не кормленными с тех самых пор, как художник Васнецов написал свою знаменитую картину, а сам все никак не мог подойти к лейтенанту, таящему на глазах. Лицо его заострилось, глаза нехорошо блестели, на веки легла желтизна, ногти посинели, а температура за сорок.

«Ай-ай-ай, – сокрушался про себя Дроздов. – Потеряем парнишку, как пить дать, потеряем. Да и немудрено, кишки были наполовину с землей».

Профессор все же нашел в себе силы, подошел к лейтенанту и тяжело опустился на табурет. Стал считать ускользающий пульс, поправил подушку, потрепал парнишку по щеке.

– Усы-то зачем сбрил? – поинтересовался он.

– Мать просила, – чуть слышно ответил лейтенант. – Сказала, что старят.

– Когда она была?

– Вчера.

– Счастливый ты, лейтенант, – легонько похлопал его по плечу Дроздов, – мать навещает, сестрички без ума.

Щеки лейтенанта чуть заметно порозовели.

– Ты не красней, твое дело молодое. Тайну я, конечно, не выдам, но есть у нас кое-кто, – покосился он на сопровождающую его свиту, – кто так и норовит вне очереди сделать тебе укол, а то и просто подежурить.