Вырывавшиеся подчас у космонавтов не самые литературные выражения вряд ли могут считаться матерной атмосферой, да еще и специально созданной. В действительности в упомянутой книге описаны эксперименты по воздействию на испытуемых песен В.С. Высоцкого, после чего у членов экипажей до некоторой степени снижались симптомы дистресса, улучшалось настроение за счет отвлечения от неприятных ощущений и пробуждения позитивных эмоций.

И наконец, поражающее воображение сообщение о благотворном терапевтическом воздействии матерщины: «Изучение влияния эротических стрессоров на здоровье мы продолжили в травматологическом отделении Института имени И.В. Склифосовского. Там врачи заметили, что в одних палатах раны у больных заживают в несколько раз быстрее, чем в других. Наши исследования обнаружили, что раны рубцевались, а кости срастались быстрее в палатах, где мат звучал с утра до ночи. В них могли оказаться и рабочие, и интеллектуалы. А вот где лежали «чистюли без мата», заживление было небыстрым. Почему? Потому что разговор с постоянным матерным сексуальным подтекстом способствует выделению обезболивающих эндорфинов и мужских половых гормонов — андрогенов. Они являются мощными противниками (антагонистами) гормонов, вызывающих воспаление, кроме того, андрогены ускоряют восстановление (регенерацию) тканей»[170]. О бездоказательности влияния матерщины на половую сферу говорилось выше. Жаль, что до сих пор никто из медиков, руководствуясь наблюдением Л.А. Китаева-Смыка, не догадался организовать в больничных и госпитальных палатах плановых выступлений стриптизерш или, на худой конец, просмотр порнофильмов. Можно представить, какую массу лекарственных препаратов, времени и средств можно было бы сэкономить, да и больным и раненым не пришлось бы лишний раз напрягаться, из последних сил матерясь, в ожидании, когда же, наконец, срастутся их кости и зарубцуются раны.

О психотерапевтическом эффекте употребления ненормативной лексики в воспоминаниях Ю.М. Сагаловича мы уже упоминали. В подтверждение сказанного приведем рассказ ветерана Афганистана, командира разведроты 345-го парашютно-десантного полка, трижды кавалера ордена Красной Звезды А.В. Меренкова об эпизоде, свидетелем которого он стал, находясь в Баграмском медсанбате весной-летом 1988 года. В один из дней туда доставили партию раненых прямо из боя, в пропыленном, окровавленном обмундировании и даже в касках. Внимание А.В. Меренкова привлек один молодой боец с оторванной ступней, находившийся в шоковом состоянии, истерично причитавший, что ему теперь делать и кому он будет нужен. В ответ обрабатывающий рану военный врач обложил его отборным матом; содержание речи сурового эскулапа можно было кратко передать так: «Что истеришь? Ты думаешь, с одним тобой такое случилось? Ничего, залатаем, еще танцевать будешь! Не пропадешь!». Солдатик удивленно притих. Через неделю А.В. Меренков наблюдал бойца уже в больничной палате перед отправкой в Союз. Раненый вел себя адекватно, был спокоен, весел и не проявлял признаков нервно-психической неустойчивости. Как видим, мат здесь сыграл положительную роль по принципу «клин клином вышибают», но, конечно, вряд ли потому, что раненого вдохновил скрытый сексуальный подтекст в речи военврача.

Апофеозом исследований воздействия мата на организм человека явилось не нуждающееся в комментариях свидетельство Л.А. Китаева-Смыка о том, что «у женщин и девушек из компаний, где мат — обыденный язык, тело обрастает волосами и начинает, как у подростков, ломаться голос»[171]. Досадно только, что такого рода утверждения исправно кочуют из книги в книгу Леонида Александровича и, вольно или невольно, становятся достоянием иногда и понемногу читающей общественности.

Попытки вскрыть негативную природу матерщины также, к сожалению, нередко стремятся опереться на псевдонаучные подходы. Так, в упоминавшейся работе епископа Митрофана (Баданина) автор, сойдя с проверенного временем пути обличения сквернословия с церковно-богословской позиции, не смог овладеть простейшей научной терминологией: вместо обсценной лексики в тексте бичуется и «обсцененная» и даже какая-то «обеденная» лексика. Наряду с утверждением, что матерщина вызывает «гормональный дисбаланс» и даже «мутацию молекул ДНК» с отсылкой к «открытиям» П.П. Гаряева, основанных, очевидно, на результатах опыта влиянии мата на всхожесть семян многострадального растения арабидопсис, о научной ценности которых читатель может получить представление самостоятельно, обратившись к соответствующей статье в Википедии, это не прибавляет доверия к аргументам его высокопреосвященства[172].

Нам кажется, что из великих психологов о сути вреда, причиняемого сквернословием личности человека, лучше всех высказался в свое время Эрик Берн: «Верно, конечно, что неприличные восклицания доставляют некоторым людям облегчение, но это лишь подчеркивает тот факт, что употребляемые ими слова имеют особый психологический первичный характер (первой сигнальной системы. — С.З.). Некоторые придерживаются ребяческой теории, что все пойдет на лад, если только употреблять при каждом случае грязные слова; но если понаблюдать за таким субъектом пять или десять лет, то оказывается, что это не приводит к цели. Такой подход с самого начала выдает неудачника. После того, как этот человек в течение 10 лет повторит 100 000 раз tish или mother-cuffer[173] (что составляет скромное число — тридцать раз в день), он почти всегда обнаруживает, как об этом свидетельствует моя клиническая практика, что дела его пошли не лучше, а хуже»[174].

По-настоящему научное исследования инвективной лексики и ее разновидности сквернословия было предпринято В.И. Жельвисом, который, вслед за Э. Берном, правильно связал выражение в наполненной инвективами речи человеческих эмоций со снятием психологического напряжения, эмоциональной разрядкой. В этой связи ученый отметил даже некоторую пользу от сквернословия, что, впрочем, впервые выразил еще Гомер в сцене дележа добычи греками, который чуть было не закончился первобытным смертоубийством. Положение тогда спасла вовремя явившаяся Афина, повелевшая Ахиллесу:

В результате, греческие вожди расходятся относительно мирно, лишь «меж собою сражаясь словами враждебными». Принимая во внимание условия военного времени, тогдашние характеры и нравы, можно только удивляться, что и в гомеровскую эпоху люди достаточно эффективно пользовались словом, хоть бы и ругательным, как средством выпустить пар при разрешении тяжб и спорных вопросов. Вот и В.И. Жельвис с юмором цитирует строки из одного английского медицинского журнала: «Так что верно мнение, что тот, кто первым на свете обругал своего соплеменника, вместо того чтобы, не говоря худого слова, раскроить ему череп, заложил тем самым основы нашей цивилизации»[175]. Однако тут же признается, что употребление инвективы оборачивается лишь тактическим, сиюминутным выигрышем, что и по сей день обуславливает популярность в массах такого рода общения, но в стратегическом плане выступает явным просчетом, закрепляющим в личности человека разрушительные модели поведения. Особенно важно, что «обращение к инвективе есть фактически признание говорящим своего психологического банкротства, капитуляции перед ситуацией, вместо овладения ею»[176].

В армии есть такое выражение — владеть обстановкой — это требование предъявляется в первую очередь к военным руководителям, офицерам. Думается, что одним из элементов владения обстановкой является владение ситуацией общения с подчиненными и вышестоящим командованием. Капитуляция перед быстро меняющейся обстановкой современного боя, как мы могли убедиться, чаще всего выражается в «потере лица» в речи, переходе на оскорбления или матерщину.

Последняя может даже не заключать в себе признаки инвективы — носить характер «междометного употребления», что бывает характерно там, где матерными выражениями не говорят, ими думают. В экстремальной обстановке, когда все душевные силы уходят на удержание под контролем внешней ситуации, при отсутствии глубокой внутренней культуры матерщина вместе с хамством начинает, что называется, переть из всех щелей. Это именно та ситуация, когда «злой человек из злого сокровища своего сердца выносит злое, ибо от избытка сердца говорят уста» (Лука. 6, 45), сам, может быть, того не замечая. Вот почему привычка даже к периодическому, междометному употреблению мата для военного человека небезобидна.

Командирам и начальникам, склонным порой грубо материться при разносах своих подчиненных, полезно помнить, что «инвективная речь, сравнительно с эмоциональной, но вежливой речью, больше служит целям возмездия, наказания противника: она дает ту же информацию, но резко, оскорбительно понижая статус оппонента, эти самым его еще и дополнительно наказывая»[177]. Получается, что в этом случае они фактически нарушают статью Дисциплинарного устава, запрещающей за один и тот же проступок наказывать человека дважды.

Вдобавок, мы, наверно, огорчим любителей замысловато-витиевато материться, с тем чтобы произвести впечатление на окружающих: «Там, где говорящие считают непристойную лексику нормой, карнавальное мироощущение исчезает»[178], — другими словами, исчезает катартическое, релаксирующее, раскрепощающее психику действие обеденной лексики. В одном из эпизодов романа Л.Н. Толстого приведена речь М.И. Кутузова после сражения под Красным: