Говори, что думаешь, и не говори, в чем не уверен

Это положение ККВ вытекает из критерия искренности и критерия истинности, лежащих в основании коммуникативного кодекса, разработанного английскими лингвистами Г. Грайсом и Дж. Личем, которые при организации речи можно трактовать, с одной стороны, как верность себе, а с другой, как верность действительности. Такой подход стремится гармонизировать соотношение речевой деятельности, служащей самовыражению личности военнослужащего, и речевых действий, направленных на обеспечение интересов служебно-боевой деятельности.

Существует и еще один важный аспект этого правила: в контуре управления должна циркулировать исключительно проверенная и правдивая информация. Информация «снизу» не должна вводить вышестоящее командование в заблуждение относительно истинного положения дел, чтобы решения, принимаемые на основании этой информации, были адекватными ситуации. Особенно это касается описания боевой и оперативной обстановки и исчисления потерь противника. В отношении последнего традиционно наблюдается наибольшее число злоупотреблений. Например, спецназовец В.П. Ковтун так комментировал порочную практику приукрашивания боевой деятельности советских войск в Афганистане: «Как правило, для того чтобы оправдать большие потери, командование сочиняет легенду о жестоком бое с превосходящими силами противника, в котором и полегли герои. А раз герои, то награждать надо соответственно. Отсюда и история о лично убитых в рукопашной схватке «духах» и тому подобные сказки… Все, что перечислено «в общем итоге операции» как уничтоженное — обыкновенная социалистическая приписка»[203]. Припискомания и очковтирательство даже в важнейших документах, на основании которых планировались боевые действия Ограниченного контингента, доходили до того, что, по словам другого офицера спецназа ГРУ Е.Г. Сергеева, начальник штаба Туркестанского военного округа генерал-лейтенант Гусев называл офицеров оперативно-агентурных групп военной разведки не иначе как «бородатые сказочники»[204](бороду офицеры разведки отращивали, чтобы «сливаться» с местным населением). Как следствие, до 90 % засадных действий, предпринимаемых советскими войсками, оказывались неэффективными.

Не менее важно, чтобы информация, поступающая «сверху» в виде приказов и распоряжений, была ориентирована не только на безоговорочное, но и сознательное исполнение, на понимание личным составом требований командования. Для того чтобы суметь в полной мере использовать в боевой обстановке метод примера, начальнику надо быть искренним с подчиненными; официальная информация должна обязательно интерпретироваться, чтобы она звучала голосом собственных убеждений. «Мне не раз приходилось общаться с солдатами и офицерами, которые участвовали в боях в Афганистане и Чечне и не могли понять смысла этих боев»[205], — свидетельствует военный корреспондент Н. Стародымов. Подобная недопустимая дезориентация чревата снижением мотивации личного состава, падением дисциплинированности, проявлением агрессии к раненым, пленным и нонкомбатантам.

Излагай последовательно и аргументировано

Сочетание принципов правильного мышления и речевого воспитания войск основано на требовании первого документа, регламентирующего речевую деятельность военнослужащих — византийского трактата «Rhetorica militaris» (лат. «Военная риторика») и положениях современной теории аргументации. Указанный документ рекомендовал полководцам, пока позволяют условия обстановки, разъяснять воинам свои требования, вырабатывая у них привычку доверять правильности его решений, с тем чтобы в бою, когда аргументировать и растолковывать, естественно, некогда, приказы исполнялись с полной уверенностью в их обоснованности и целесообразности.

Последовательность изложения предполагает важнейшую способность говорящего структурировать мысль, обеспечить полное раскрытие ее смысла и хода рассуждений, не полагаясь на, к несчастью, распространенное заблуждение что очевидное адресату будет настолько же ясно адресанту.

Говори и пиши правильно, кратко и просто

Данное требование представляет собой отражение основных коммуникативных качеств речи, разработанных лингвистами в рамках культуры речи. Соблюдение последних двух положений особенно актуально для информационной и убеждающей речи. Служебные и боевые документы не должны усложнять коммуникацию, запутывать адресата, а в случае передачи секретной, шифрованной информации — увеличивать время на ее обработку. Лаконичность речи и текста служебного документа особенно важны, если учесть какое обилие информации приходится перерабатывать штабам и командиру, чтобы быстро принять всесторонне обоснованное решение. В этом смысле актуально звучит требования американского наставления АР 600-70 РАМ «Правила эффективного письма для армейских руководителей», чтобы написанное можно было понять за одно быстрое прочтение, и оно, как правило, не содержало бы грамматических ошибок»[206] при сохранении точности в деталях. К сожалению, грамотность курсантов наших военных вузов оставляет желать много лучшего, в чем автор имел возможность неоднократно убедиться, преподавая дисциплину «Русский язык и культура речи», но этот недостаток вызывает в лучшем случае снисходительную улыбку начальников, не подозревающих, насколько трудно бывает понять текст, написанный даже в комфортной, спокойной обстановке учебной аудитории. А вот американцы понимают, что «плохая письменная речь затрудняет принятие решений»[207], особенно в экстремальной обстановке современного боя, когда обстановка меняется буквально ежеминутно.

Нельзя забывать, что культура речи есть показатель общей культуры, и в первую очередь именно по этому критерию судят о руководителе. Что же можно сказать о культурном уровне некоего «весельчака»-политрука, заявившего, по воспоминаниям Н.Н. Никулина, в 1941 году на политбеседе: «Украина уже захвачена руками грязных фашистских лап!»[208]. Следующие перлы уже из авторской коллекции лексико-грамматических откровений современных курсантов показывают, что в чем-то мы действительно наследники славы своих дедов и отцов: «Итоги сражения превзошли ожидания, хотя оставляли желать лучшего»; «Потери немецких войск составили около двухсот трупов»; «Сопротивление противника разбежалось в лес»; «Враг поглощался в панику» и т. п. Как тут не вспомнить слова генерала П.Д. Киселева о военачальниках печальной памяти николаевской поры: «Невежество этих господ ужасное, особенно когда подумаешь, что рано или поздно они будут командовать тысячами человек, обязанных им повиноваться»»[209][210].

Не бойся говорить красиво и увлекательно

В этом положении ККВ заключено условие воздействия на эмоционально-волевую сферу личности, являющуюся залогом успешности вдохновляющей речи. Еще Цицерон полагал, что всякая хорошая речь должна быть «способна убеждать, услаждать, увлекать»11. Великие полководцы были, как правило, и великими ораторами и вошли в историю не только своими победами, но и яркими, запоминающимися речами, обращенными к возглавляемым ими войскам. К сожалению, сейчас богатейшее наследие военной риторики практически не изучается в военных вузах. Мы до сих пор опрометчиво полагаем, что офицер должен быть прежде всего техническим специалистом, в то время как выпускники в один голос свидетельствуют, что в технических специалистах в подразделениях недостатка обычно нет, — с техникой вполне справляются прапорщики и контрактники с солидным служебным опытам, а вот молодым офицерам как раз не хватает умения работать с людьми, тех самых командно-организаторских навыков, о дефиците которых регулярно оповещают отзывы из войск.

В речи проявляется личность военачальника, которая есть такой же осязаемый элемент боевого успеха, как и техническая оснащенность, и выучка войск. Например, «войска Скобелева, — по слову русского военного психолога С.К. Гершельмана, — почерпали в нем свою уверенность. Он являлся перед ними всегда бодрый, спокойный, веселый, перед боем радостный и одним своим видом вселял в них уверенность. Сам он в своих приказах и словесных обращениях к войскам откровенно и пылко выражал свою полную уверенность в их силах»[211]. В военных вузах надо не только формировать личность будущего офицера, но и учить ее выражать в речи.

Старайся больше слушать, чем говорить

Важность активного слушания как одного из видов речевой деятельности, как правило, остается на периферии сознания командного состава армии и флота. Поразительна незыблемая уверенность нашего офицерского корпуса в том, что истинный начальник только тогда может считаться таковым, если умеет сурово приказывать и требовать неукоснительного исполнения приказов. Спору нет, но как же быть с теми, что будет исполнять эти приказы? Как начальник сможет понять, будут ли они выполнены, как принято выражаться, любимым личным составом, не говоря уже о том, насколько они исполнимы? Полезно помнить, что Фридрих Великий на заре своей полководческой карьеры два месяца провел в солдатском лагере, наблюдая жизнь своих солдат, слушая солдатские разговоры, изучая солдатский характер. Впоследствии он указывал офицерам: «В эскадронах находятся старые солдаты, довольно опытные, знающие и благоразумные, которые могут открыть что-либо новое, или способствовать к такому открытию; пусть офицер расспрашивает их о прежних походах; это научит его, а им внушит доверие, приносящую великую пользу во всяком роде действий»[212]. Как видим, умение слушать полезно не только для расширения собственного кругозора, но и в воспитательном плане, поскольку оно предоставляет подчиненным ощутить собственную значимость, обратив на себя заинтересованное внимание начальника и окружающих товарищей.

«Кивайте головой каждый раз, когда вы сказали бы: “Да, я понимаю”, — рекомендует офицеру американский устав FM 22-100. — Если вы согласны с говорящим, вы можете использовать эпизодические “ага”. Смотрите говорящему в глаза. Отдайте говорящему все ваше внимание. Не позволяйте себе отвлекаться, глядя в окно, проверяя ваши часы, играя с чем-то, отвлекаясь на прием и обслуживание гостей, или пытаясь делать более одного дела одновременно. Избегайте прерывания говорящего; это смертный грех активного слушания»[213].