Идеология финансового превосходства

Идеологически Советский Союз потерпел поражение уже в 1970-х, поскольку наши представления не позволили нам понять и просчитать стратегию США. Вместо этого мы стали заимствовать идеологию противника. В 1970-е в комплекс советской «недопобеды» над США вошёл принятый нами постулат о «мирном сосуществовании двух систем», хотя никакого мира США не планировали и продолжали войну.

Мы также подвергли критике за наши репрессии не революцию и её механизмы — как следовало бы — а государство, антипод революции, идеологически ослабив его как раз тогда, когда оно созрело для политической эмансипации от КПСС. Мы восприняли идеологию потребительского общества, начав разбавлять и подменять ею коммунистическую религию. От трактовки коммунизма как позитивной свободы, как практики восхождения народа к культуре и государственности мы перешли к трактовке коммунизма как неограниченного потребления. Мы взяли курс на консервацию существующего государственного устройства и механизмов власти, прекратив политическое проектирование.

Всё это мы могли себе позволить именно за счёт мощной, победившей в историческом соревновании реальных экономических систем экономики СССР и социалистического лагеря. СССР победил США в экономическом соревновании — как одно индустриальное общество побеждает другое, но упустил из виду финансовую сущность капитализма и не смог разоблачить его политэкономическую пропаганду.

США приложили значительные усилия для маскировки подлинных источников своего благополучия в ХХ веке. Первым источником сверхобогащения стало ограниченное участие во Второй мировой войне с одновременным заработком на военных поставках, включая и советский ленд-лиз, вторым — фактическая оккупация Западной Европы под видом финансирования её восстановления. Поэтому мы не услышим в американском изложении истории ХХ века никакой другой версии, кроме той, что именно США победили фашизм и одновременно обуздали Сталина, а все народы должны сказать им спасибо за мудрую политику. Иными словами, сверхприбыли США справедливы.

Но есть и более серьёзная идеологическая маскировка второго — основного — источника североамериканского благополучия, эмиссионно-долговой финансовой схемы, ставшей мировой финансовой системой.

Основой западной антисоветской пропаганды в период буржуазной революции 1985–1999 годов были безапелляционные «философские» утверждения о якобы прямой зависимости эффективности деятельности от форм социальной организации, ставшие официальной идеологией правящих групп — как горбачёвской, так и ельцинской. Вся общественная дискуссия была тогда замкнута внутри этих рамок и направлена на выбор «наилучших» форм социальной организации. В них, по существу, попадает весь набор либеральной политэкономической аргументации: о всеобщих преимуществах свободной торговли и рынка, частной собственности и отказа от государственного управления экономикой, индивидуализма по сравнению с коллективизмом и ком-мунализмом, расслоения общества на богатых и бедных, имущественного и социального неравенства вплоть до естественного социального отбора. Всё вышеперечисленное объявлялось не только необходимым, но и достаточным условием саморазвития деятельности и общества, движущими силами истории, которые сдерживаются коммунистической властью СССР.

Это неверно, что уже довольно давно известно. Деятельность не является производной от социальной структуры. Всё точно наоборот: социальные структуры вырастают из способов организации деятельности. Это установил ещё Маркс. «Производственные отношения» вынуждены исторически следовать за развитием «производительных сил». Советские постмарксисты показали ещё в 1960–1970 годы, что деятельность, её качество, мощность, степень развития определяются культурой, которую и нужно понимать как транслируемую сквозь историческое время совокупность норм, образцов и эталонов деятельности. Если мы хотим исторического прорыва, необходимо не реформировать формы социальной организации, а развивать культуру и пользоваться ею по назначению.

Это философское — то есть уже всемирно общедоступное понимание. Эксклюзивно же, лично — исторически раньше, чем все, чем кто бы то ни было, — это понимали цари-модернизаторы, от Петра Великого до Иосифа Сталина. Чтобы обладать деятельностью, нужно обладать культурой. Подчинив организацию деятельности социальной организации, как нас поучали западные пропагандисты, мы запустили механизм разрушения деятельности, её планомерной деградации.

Советский проект — при всех претензиях к нему из-за военизированного подхода к управлению экономикой — стратегически занимался сосредоточением на нашей территории и освоением европейской культуры, добившись в принципе того же цивилизационного уровня развития деятельности, что и весь западный мир. Россказни о деятельностном отставании СССР были заведомой и осознанной ложью. В противном случае не было бы ни советского космоса, ни атомной промышленности, ни авиации, ни советской науки и индустрии вообще.

Урок 2. Наша роль в управлении миром

Социализм, построенный в одной отдельно взятой стране — то есть с опережением по отношению ко всему миру, плановое народное хозяйство с технической функцией денег, полностью контролируемой государством, неизбежно превращали нас во врага Запада «в квадрате». После победы над гитлеровской Германией и её сателлитами у нас появились последователи, мы сформировали свой лагерь. Участие в мировой политике вело к сверхнапряжённому военному противостоянию и тем самым до известной степени упрощалось. Конечно, оборона и раньше была основой российской политики. Но тогда мы обороняли только себя. Мы не продвигали революцию, а защищались от неё. Возможности манёвра и договора были значительно шире. Теперь же такие коллективные договорённости с участием России, как «европейский концерт» XIX века, навсегда остались в прошлом. Теперь мы защищали ещё и многочисленных и разнообразных своих, идеологически определяемых как революционные. США взяли курс на наше уничтожение, который сохраняют и сегодня. Идеологическое развитие догматики, применяемой как оружие, оказалось невозможным.

По мере построения «рыночного социализма» в странах Западной Европы и «демократии» в США происходила тем не менее конвергенция социальной структуры и образа жизни городских коммун Запада и СССР. С этой стороны противостояние свелось к вопросу о количестве ресурсов, доступных для поддержания потребления. Хозяйственный суверенитет СССР, вплоть до автаркии, был при этом само собой разумеющимся. США привычно изымали ресурсы из своей зоны влияния, мы же на свою только тратились.

Россия до Первой мировой войны включительно тоже находилась под давлением и угрозой со стороны «мировых лидеров». Её ресурсное положение было даже хуже, чем у победившего СССР. Промышленное развитие отставало от развития Англии, Франции и Германии, хотя и шло опережающими в сравнении с ними темпами. Инфраструктура ещё не стала сомасштабной стране (незавершённый Транссиб, проект электрификации, реализованный уже большевиками под названием ГОЭЛРО, и др.).

Но с Россией приходилось считаться. Британия «правила миром» как колониальная империя — но не нами. В Большой Игре за влияние в Азии обыграть Россию не удалось. Политическая победа в Крымской войне за двадцать лет сошла на нет. Европейские дела всё это время без нас не решались в принципе.

СССР же стремился объять весь мир. И в этом отношении он не был империей — большим, континентальным государством, знающим свои границы и не стремящимся выйти за них. Русский отказ от колониального способа строительства империи делает это самоограничение ещё более суровым.

Так что нам необходимо восстановить преемственность имперской политики. При этом период СССР вовсе не выпадает из истории нашего государственного развития, а как раз становится её важным звеном, системным элементом преемственности. СССР был испытанием России на соразмерность миру. И лишь подтвердил мировой статус нашего государства как подлинной империи. Мы вновь устанавливаем свои границы — в том числе возвращая утраченное, но не на основе договора о следования общей идеологии и светской вере, а в качестве неотъемлемой части русской ойкумены.

Всё это означает выход из-под внешнего управления со стороны США, изъятие нашей страны из управляемого ими мира. Именно в этом смысле мы апеллируем к «международному праву, которого нет» — ведь договоры, его поддерживающие, более не соблюдаются. Мы утверждаем международное право как своё право не быть подчинёнными и управляемыми. Что бывает с теми, кто, напротив, стремится стать элементом управляемого США мира, хорошо видно на примере Украины, судьбу которой — разрушение и хаос — вскоре разделит и Европа.

Управление миром, какими бы завесами оно ни было прикрыто, не может осуществляться вне и без осуществления власти, то есть открытого публичного приказа и публичного добровольного подчинения. Этот публичный элемент отсутствует в системе связей управления — такого влияния, когда управляемые думают, что действуют по собственной воле и в своих интересах, «как сами хотят». Политика — тоже влияние, но открытое, это уговоры и побуждение сделать что-либо на свой страх и риск. Управление же скрывает сам источник и факт влияния. Конечно, США правят миром ещё более скрытно, нежели их культурно-исторический «прародитель» Британия. Зависимые и подчинённые страны уже не входят формально-юридически в империю, нет больше империи. Это избавляет США от ответственности за зависимых и подчинённых, от расходов на их содержание. Тут действует тот же принцип модернизации рабства — колония, страна-раб больше формально не колония, поэтому должна содержать себя сама. А вот подчиняться и отдавать свои ресурсы должна по-прежнему? и даже более жёстко и определённо.