Постмодернизм есть также и смерть повседневности, которая не может обходиться без Бога, без метафизики, обеспечивающей существование не только человеку, но и
Постмодернистская пропаганда отрицает любую метафизику, объявляя её тоталитаризмом, деспотией и диктатурой, авторитаризмом, насилием и нарушением прав человека и т. д., и т. п. А без метафизики не может быть и никакого проекта. Поэтому русские не должны ни в коем случае отдавать себе отчёт в исторической реальности своего существования, а значит, не должны иметь действительности своего государства. Как, впрочем, и любые рабы, раз уж русских собираются низвести до этого состояния. Если в отношении русских это отрицание России как таковой, то в отношении американцев или европейцев это маскировка и отрицание действительности их государств путём её сокрытия за ширмой всеобщей управляемой демократии.
«Крепость» как стратегия
Сегодня, как, впрочем, и весь XX век, мы находимся на положении осаждаемой крепости. Ничего не изменилось. Добить нас пока не удалось. Осаждённая крепость часто проигрывает — прежде всего из-за предательства внутри. Пережили мы и предательство. Ни осада, ни предательство не работают. Уж очень велика крепость — целый континент. В этом и состоит русская историческая стратегия обороны: если нет природных преград, позволяющих защищаться — как море у Британии и горы у Швейцарии, — географическим фактором обороны становятся континентальные размеры территории и её
Такое положение наши противники хотели бы сделать стратегически проигрышным, особенно если принять во внимание включённость России, Украины и Беларуси в так называемую глобальную «систему хозяйства и разделения труда». При всём «богатстве выбора» нам в этой «системе» была предложена незавидная роль: обмен дешевого сырья на импорт дорогих промышленных товаров, лекарств и продовольствия — до момента распада нашей страны. А дальше должны начаться прямой грабёж и истребление населения.
При этом требование радикально снизить цену и увеличить доступность нашего сырьевого продукта должно было поступить (и сейчас уже поступило!) ещё до ожидаемого распада России. И это будет требование, продиктованное общеевропейской «справедливостью». Ведь если отказаться от реальности собственной истории — чего от нас, собственно, и добиваются, — то получится, что территорию, столь богатую полезными ископаемыми и столь большую, мы занимаем «случайно». Придётся освобождать — путём дробления Российской Федерации на компактные «государства» под внешним управлением.
Но можно очистить от нас территорию и путём «освободительной» войны — по иракской модели. В авангарде вторжения пойдут украинцы — ИГИЛ Россия уже уничтожила. За украинцами — поляки с прибалтами, грузины. Подтянутся оккупационные силы НАТО. Делу сильно поспособствует желательный бунт внутри самой «крепости». Навального всерьёз готовили к роли главного «бунтаря». Восставшие должны были пойти освобождать его из мест лишения свободы. Потенциально пригодными для активизации массового бунта противник считает два типа конфликтов: на национально-этнической почве и между богатыми и бедными. На украинской территории США довели антирусский национализм до уровня нацизма — отказа от любых моральных и правовых ограничений, стремления убивать русских за то, что они русские. Таким укронацистом может стать не только еврей, но и русский (перестающий, конечно, быть таковым, даже если всё ещё говорит по-русски).
Противопоставить политике разрушения России мы можем только проектирование солидарного, справедливого социума, обеспечиваемого цивилизационным, континентальным — а это означает имперским, а не национальным — государством, наследующим историю как Российской империи, так и СССР. Альтернатив этой стратегии нет.
Самостояние
Нас не подчинили, потому что мы не подчинились. Соединённые Штаты Америки тоже отказались подчиняться Британии — платить не хотели. И мы не хотели платить монголам. Но не только платить. В отличие от США нас никто не формировал — ни предшественники, такие как Рим, ни другие империи. Мы формировали и цивилизовали себя сами, начав с принятия православной веры тысячу лет назад от собственного князя, а не от завоевателей. А князь не выбирал. Он
С этого пути — самостоятельного цивилизационного самоопределения — нам не свернуть. Альтернатива — потеря своей идентичности, историческая смерть. Хотим мы того или нет, но мы и дальше должны исключительно сами заниматься своим цивилизационным продвижением в истории, то есть идти собственным путём, путём самоопределения, жить своим умом и своими чувствами. Любая «помощь» со стороны окажется троянским конём. К своим целям и средствам их достижения нам приходить самим, не соблазняясь чужими рецептами, а на основе принятия, обдумывания и переживания уже сделанного и случившегося, продуманного, понятого и непонятого ранее, то есть рефлексивно и исторически. Понимания этого нам в нашей истории временами не хватает.
О единстве культуры
Из сказанного вытекает ответ на вопрос, нужна ли России модернизация.
От сторонников российской самобытности, концептуально замешанной на немецком романтизме[40] конца XVIII и начала XIX веков, можно часто услышать, что западное воздействие губительно для России, что нужно изолироваться от него, что в культурном отношении Россия может жить только как крепость. Это неверно. Страной — культурной крепостью по собственной воле в течение столетий была, например, Япония до вхождения в «европейский концерт» во второй половине XIX века. Во второй половине ХХ века (особенно после падения СССР) такой культурной крепостью вынужденно стала Куба. Сегодня такой крепостью является Северная Корея. И что этим странам дало положение крепости? После победы во Второй мировой войне мы жили за так называемым «железным занавесом», который опустил Запад. В результате мы не смогли — как народ — разобраться интеллектуально с западной пропагандой, стать умнее её. И она оказалась средством внешнего управления нами, властью над нами на два поколения.
Как ветви, выросшие из одного корня, мы частично культурно совместимы с Западом. То есть изобретённые им виды деятельности и создаваемые им вещи могут жить и у нас. Равно как и наоборот. Но не все. Переформатирование человеческого тела в машину нам не подходит. А вот некоторые «орудия» заимствуют у Запада и неевропейские цивилизации — финансовые технологии и рыночную эксплуатацию труда (то есть собственно капитализм), отсутствующие технологии и/ или их продукты.
Запад уверен, что в результате этих заимствований принимающие цивилизации «перерождаются» на западный манер. Однако в действительности это не так. В основе подобного представления лежат не факты, а догматическая убеждённость Запада в своём превосходстве, расистская позиция в отношении незападных народов — что тщательно и системно скрывается.
Характерно, что сторонники отказа от обмена и коммуникации, от торговли и войны (от которой отказаться не удастся, как бы ни хотелось, — а война это и обмен, и торговля, и коммуникация в предельном состоянии) не обсуждают вопрос, с какого момента, когда именно нужно «запереться». И что делать с уже заимствованными «вирусами» западной культуры: знаниями, нормами и образцами, — насколько надо вернуться назад? Это невозможно, как и «родиться обратно». Мышление, история не движутся вспять, они необратимы, каждый акт мышления перестраивает всё мышление, каждое историческое событие перестраивает всю историю. Осознав и поняв что-либо, мы уже не можем этого «забыть», стать прежними. Забвение, отказ от пройденного означают не возврат, а смерть, исчезновение.
Такая «славянофильская» (сегодня — «евразийская») точка зрения ошибочна уже хотя бы потому, что почти все продукты европейской цивилизации принципиально универсальны — как военное применение пороха (изобретённого в Китае). Можно, конечно, их не употреблять «из самобытности», но тогда нас (и любого другого) ждёт судьба зулусов в столкновении с ружьями. Так, может, надо ещё что-то воспринять «до комплекта» и только потом запереться? Кто будет это определять и как?
Европейская цивилизация живёт в процессах непрерывного обмена и коммуникации, в которых и распространяются все результаты её развития. Её развитие предполагает такое распространение и обмен в качестве необходимых механизмов. Государства обмениваются товарами и людьми, воюют и торгуют. Культура, философия, наука при обмене почти не меняются и являются потенциально общими для всех носителей европейской цивилизации. Но не на них США пытаются построить «европейское единство» как механизм колонизации Европы, поглощения Старого Света Новым Светом. Европейцам предлагаются извращённая светская вера в демократию и «гендерное многообразие», поскольку имевшееся социальное многообразие перестало быть таковым и уже не способно обеспечивать всеобщую демократию необходимым дроблением на группы и конфликтами, а образ прогресса исчерпал свой политический потенциал обещаний лучшего будущего и ничего другого предложить не может. Если так пойдёт и дальше, Россия окажется не столько крепостью, сколько ковчегом, на котором сохранится то от европейского наследия, что сможем сохранить мы.
Модернизация — это исторический процесс конкуренции за опережающее присвоение и реализацию достижений цивилизационного развития, имеющий характер стратегической игры. Поэтому очень важно самостоятельно определиться с тем, что мы присваиваем, а что нет. Нам нужна была наука Нового Времени, тем более — её реализация в инженерном деле. Пётр I организовал их заимствование. Социальным условием этой рецепции было превращение людей Запада из «чужих» в «своих». Но это не означало переноса в наше пространство политических форм, пригодных для европейского коммерческого города и национального государства, но не соответствующих нуждам континентальной империи.