Но метко стрелять Николая и Арсения «дядя Лёня» выучить успел. По правде говоря, Рождественский собирался достать второй револьвер и «завалить» седьмого мексиканца, но тот вдруг упал на колени, жалобно заверещал, шляпа слетела и бандит оказался девчонкой, даже в сумерках весьма симпатичной на мордашку.
Затем, в комендатуре, выяснилось — шайка сия, составленная из родственников, намеревалась продать украденную со склада тушёнку большой мексиканской банде «полковника Лумпео», изрядно досаждавшей властям Техаса. Девчонка была так перепугана, что сдала место предполагаемой встречи с Лумпео, а когда эскадрон охраны трансконтинентальной магистрали накрыл и вырубил подчистую «повстанцев», незадачливую воришку «амнистировали», вроде как «за заслуги». А куда её девать прикажете? Не с кайлом же выставлять на ремонт пути и не в бордель сдавать…
Барышня прямиком из комендатуры прибежала в домик, где квартировали Веточкин и Рождественский и, мешая испанские и английские слова, заявила, что готова наняться к кабальеро Николас домоправительницей. Ибо он лишил её всех родственников, осталась девушка одна в этом страшном мире и не по-джентльменски бросить её на растерзание грубой солдатне…
— Смотри Коля, как удачно отстрелялся, вот тебе и домоправительница и постелезастилательница, — Арсений переводил сумбурный спич мексиканочки и давился от смеха.
— Э, хватит сочинять, напридумываешь как всегда чёрт-те знает чего!
— Как можно, Коля. Я пошутить люблю, но в таком вопросе обмануть товарища по оружию? Глянь, как же хороша чертовка! Фигурка чудо! А титьки то — торчком! Небольшие пока, так нарастут, ей лет поди шестнадцать, не более.
— Гм, а как зовут? Я в комендатуре то и не подумал узнать.
Арсений резко, громко и отрывисто «выплюнул» вопрос, на который девчонка, на пару секунд замешкавшись, начала отвечать, блея как овечка на живодёрне, перечисляя имена: «Анна-Кончита-Мария-Лючия-Полина-Калина-Малина…».
Когда полиглот Веточкин расхохотался и упав, задрыгал ногами, начал кататься по земляному полу, вздрогнули и Николай и претендентка на должность домоправительницы. Ведро воды, безжалостно вылитое на товарища, вывело Арсения из состояния одержимости бесами «хохотунчиками», такое в батальоне практиковали, добровольцы умели и пошутить и посмеяться…
— Спасибо Коля, вернул в сознание. Только мокрый весь, а бежать надо, через четверть часа с господином полковником сверка актов по шпалам и костылям…
— Не тяни вола за яйца, чего чертовка сказала такого смешного?
— Говорит её крестильное имя слишком сложное для русского уха, а родители давно умерли, потому она взяла одно из своих имён, такое же, как у графини, жены русского посла.
— Как у кого? Какой графини? Чёрт! Моника, что ли?
— А ты догадливый, Коля. Госпожу Мезенцеву кто графиней, кто княгиней обзывает. А по сути, она такая же мексиканская девка, как эта вот. Но имечко модное, в Техасе почитай каждая вторая нынче Моника. Ладно, побежал, опаздываю. Так и рвану, по жаре обсохну, пыли вроде нет.
— Э, а с этой бестией что делать?
— Почём мне знать? Хочешь дострели, хочешь прогони. Только не уйдёт, поверь. Как собачонка побитая будет сидеть у дверей, немым тебе укором. Смирись, Коля. Выбрала тебя сия барышня и судьба твоя ведома прорицателю Арсению до доски гробовой.
— Чего?
— Да ничего. Сегодня роковую брюнетку на службу примешь, через неделю, если не раньше, спутаешься с последовательницей госпожи Мезенцевой, в церкву православную приведёшь, окрестишь Моникой Николаевной. Женишься, детишки пойдут. Да погоди сапогами кидаться, чёрт хромой, дай договорить.
— Ну!
— Графский титул выслужишь!