От Галвестона железная дорога шла до Сан-Антонио и далее до Эль-Пасо и Сан-Диего, уже в русские владения. Александра сразу, едва прибыл на техасщину предупредили — увидишь рядом поляка, не дай Бог произнести «Сан-Диего», всенепременно следует именовать сей городок, ставший российским, «Краков-Тихоокеанский». Хотя гордые ляхи и дружно «дезертировали» из Русской Калифорнии, переезжая кто в Алабаму, кто в Джорджию, а кто и вовсе сразу в Чарлстоне, едва ступив на землю Северной Америки, бежал записываться в армию Конфедерации, лишь бы не жить «под русским сапогом». Но Краков-Тихоокеанский — таки изволь выговаривать!

Демидов, как и большинство офицеров Атлантической эскадры восхищался мудростью государя и его брата, польского короля Александра Николаевича Романова, направивших шляхту через океан. Теперь угрозы западным границам «коренной» части империи нет, восстание 1830 года повторить затруднительно, наиболее горячие паны ныне в Новом Свете обживаются. Большая часть рубится на фронтах гражданской войны САСШ и КША, одни за Юг, другие за Север. Но многие стали фермерами, даже лавки пооткрывали, вытесняя мексиканцев и составляя достойную конкуренцию евреям. Такие вот они, американские поляки.

Однако приятель мичмана, служащий Российско-Американской Компании Арсений Веточкин, после ранения вышедший в отставку из Добровольческого корпуса и осевший в Техасе, был иного мнения.

— Дурачина ты, Сашка, — за бутылкой местного вина поучал моряка юрист недоучка, — читай внимательно газеты конфедератов. Там чёрным по белому пишут про второй Польский гусарский полк, про Польскую уланскую бригаду, про Польский сапёрный батальон.

— И что? — Демидов искренне не понимал негодования Арсения, с которым познакомился пару месяцев назад в офицерском Собрании.

— Эх, Сандро, Сандро, да твой бурят куда как посмышлённей будет. Не понимаешь?

— Объясни толком, не умничай.

— Смотри, конфедераты сводят польских переселенцев в отдельные части. Даже офицеры там по большей части из ляхов. Причём янки делают тоже самое, я читаю газеты Севера, их доставляют свободно.

— Знаю про газеты, не отвлекайся на ерунду, что с поляками не так?

— Да то, голова ты садовая! Паны кого в своих бедах винят? Россию! Так было и так будет — ненавидят они нас, Сашка. Как угнетателей и душителей свободы.

— Так мы в Америке, какая ненависть. Тут свободы хоть ведром черпай.

— Э, моряк ты моряк. Артиллерист бы сразу понял.

— Отставить спесь учёную! Я, между прочим, морской артиллерист! Сам-то за что из университета вылетел?

— То давняя история, молод был, мир повидать хотел. А про ляхов очень просто — готовят и Союз и Конфедерация их воинские части, для выставления против Русской Америки после заключения мира между САСШ и КША. Поляки Россию ненавидят с пелёнок, с матери молоком ту ненависть впитывая. То, что бунтарей убрали из Европы, то хорошо для успокоения Царства Польского, или королевства, чёрт пойми как его сейчас называть. Но горючий людской материал, противороссийски настроенный, он здесь теперь, в Америке.

— Больно ты умный, прапорщик отставной! Тебе не в техасской дыре штаны протирать, а в Генеральном Штабе заседать. Или, самое малое, при наместнике Русской Америки департаментом верховодить.

— Не прапорщик — подпоручик! Как раз за записку о вероятной в будущем польской угрозе заокеанским губерниям Российской империи, произведен его высокопревосходительством, графом Образцовым в следующий чин, из отставки отозван. Таких «штатских офицеров» в Российско-Американской Компании хватает.

— Шпион, значит? А Николай тоже «штатский офицер»?

— Не шпион, а думающий гражданин на службе Отечества. Шпионы не вино пьют, а у северян мониторы подрывают. Мы же с Николаем люди мирные, тихие, правда, Никола?

Николай Рождественский что-то промычал в ответ, не вставая с кровати. К выпивающим отставной прапорщик Добровольческого корпуса присоединиться на пожелал, молча «давил кровать», уставясь в потолок. На табурете лежала роскошная трость, подарок адмирала Истомина, отметившего отважного работника порта, отстоявшего флотские склады от банды мексиканских грабителей, вскрывших заднюю стену продуктового склада. Николай, обнаружив взлом, не побежал за помощью, хладнокровно достал револьвер и перестрелял шестерых из семи членов банды. Потом, правда, напился до беспамятства, — в числе грабителей оказались две девушки, переодетые в мужские костюмы…

Одна из мексиканок-воришек по счастью осталась цела, но её сестру, жениха и двух братьев Рождественский убил, попадая грабителям точно в голову. Третий Калифорнийский батальон Добровольческого корпуса — не шутка! Прапорщик Вихров мог бы гордиться питомцем, да погиб снайпер Леонид Леонидович под Луисвиллем, нащёлкав за сотню «скальпов» янки. Про гибель Вихрова говорили разное — дескать, оставшись прикрывать отход роты, герой забрал все патроны и перебил великое множество нападавших, последнюю пулю истратив на себя. По другой версии, «дядя Лёня» последним зарядом отправил в мир иной вражеского полковника (не смог снайпер пренебречь такой лакомой целью) за что и был зверски умучен ирландским отребьем, составлявшим костяк дивизии САСШ, штурмовавшей Луисвилл в тот раз.