— Но это ещё не всё, — продолжил с каким–то остервенением рассказчик. — Как только касатка проглотила девку, тут же расплылась в ската величиной с целый корабль, а то и больше. Там уж и догадываться не пришлось. Вылезло чудище на поверхность уже шкурой своей покрытой ледышками с фиолетовым отблеском. И мы оттуда со всех пропеллеров рванули. Облака, как живые надвинулись и почернели. Но поздно было удирать, тварь нас заметила. Из шкуры её бутоны выросли сотнями, а из них вылупились шары, льдинами словно ежи истыканные. И всё это за секунды, братцы.

От его рассказа у меня волосы дыбом. А мужчина продолжает уже с дёргающимся в нервных тиках лицом:

— Я сразу смекнул, что это тварь адова, какая бед больше прочего принесла нам. О какой знают, но никогда не видели.

— Шрапнельщик, — выдавил Азаров. — Не думал, что он Фиолетовый.

— Он по нам долбанул мелкой дробью, а остальное на берег полетело, — дальше излагает лётчик. — Пол экипажа сразу полегло, но газ не взорвался. Мы стали его быстро терять вместе с высотой. Братцы прыгать начали за борт, а я промедлил. Но это меня и спасло. Я слышал, как они кричат настигнутые тварями, как хрустят их кости. И вылезти побоялся, когда кабина ещё заполнялась водой. Выплывал уже со дна через бойницу, и каким чудом вообще сумел, не знаю. Бог спас.

— Бог спас, — согласился и Фёдор. Но как–то очень даже спокойно.

Это у нас мурашки по телам играют, и костёр уже не греет.

— Наливай скорее, — раздалось сварливое от моряка с «Ослябя».

20 километров от Владивостока. Бухта Якорная.

28 июня 1905 года по старому календарю. Среда.

Я стоял часовым на левом мысе, когда прибыл, наконец, наш командир эскадрона. Он два дня пробыл в штабе, и за это время к нам потекло хорошее снабжение. Паёк, боеприпасы, ещё четыре пулемёта и новые лошади. А также пятнадцать молодых гусар, которые прибыли из Хабаровска на поезде этим же днём.

Ещё в боях не побывавшие, с задорными взглядами, встречены были с распростёртыми объятиями.

После смены с поста меня вызвали к ротмистру в командный блиндаж, который находится за территорией моего Поместья у речки в низине. Видимо, специально построили штаб эскадрона там, чтоб шрапнелью не накрыло.

Гусара за мной прислали щуплого. Это посыльный, вечно шныряет и всех ротмистру сдаёт. Землянка у Грибоедова большая, и командный состав эскадрона легко поместился. Заместители и взводные, весь не занятый офицерский корпус здесь. Прапорщик Азаров перебинтованный тоже встречает с кривой улыбкой. Командиры выстроились в одну шеренгу вдоль бревенчатой стены, только меня и ждут.

— Разрешите войти, товарищ ротмистр! — Спрашиваю, сунувшись в проём.

— Заходите, товарищ поручик, только вас и ждём, — выдаёт Грибоедов с иронией, поднимается из–за стола, заваленного всяким, и выходит к строю с рулоном в руке.

В груди волнение затаилось ещё по дороге. А теперь аж сердце заколотилось. Делаю три строевых шага к командиру, как положено. Руку к козырьку:

— Товарищ ротмистр, корнет Сабуров по вашему приказанию прибыл! — Чеканю.

Ротмистр делает жест, чтоб встал лицом к строю.

Что и делаю затаив дыхание. Но уже по лицам собравшихся понимаю, ругать не собираются.