И добавила, чтобы не затягивать время ненужным знакомством:

– Мистер Форестер…

– Фостер, – поправил он.

– Мистер Фостер как раз собирался уходить.

И Фостер ушел. А что оставалось делать? Если бы он прямо там заявил актрисе, что шумовик – похитительница или что похуже, потерял бы последний шанс найти своего ребенка. Да она бы ему и не поверила. После того как он угрожал ей пистолетом и унижал ее, ни за что бы не поверила.

Поэтому Фостер покорно ушел из студии и поехал обратно, в отнятый банком дом на гребне горы. Сорвав лист многострадальной фанеры со входной двери, прошагал по огромным пыльным комнатам и позвонил из «комнаты страха» по проводному телефону – номер помнил наизусть. Мужской голос ответил:

– «Таланты анлимитед».

– Здравствуйте, я – абонент сорок четыре семьдесят один, – представился Фостер.

Голос спросил пароль.

– Жаровня.

Голос смягчился, прозвучал радостнее:

– Чем могу служить, мистер Фостер?

– Девушка, которую я всегда заказываю… – начал Фостер.

Разговаривая, он подошел и включил телевизор, только без звука. Из трубки послышалось цоканье пальцев по клавиатуре. На экране телевизора появилась Блаш Джентри. Она сидела, выпрямившись на больничной кровати, окруженная букетами цветов, и утопала в волнах роз и орхидей. Картинка один в один напоминала похороны Люсинды.

Мужской голос ответил:

– Извини, дружище, твоя девушка занята.

Блаш, откровенно манерничая, красовалась на экране, хлопала глазами. Ей поставили капельницу, и какие бы болеутоляющие ни вливались по прозрачной трубочке через иглу, лицо актрисы лишь расслаблялось, кожа разглаживалась. Женщина откинула голову, выставив напоказ красивую шею и глубокий вырез в коротком халатике.

В телефон он сказал:

– Я потому и звоню: заметил ее в неприятной компании. Боюсь, девушка может попасть в беду.

Из бегущей строки внизу телеэкрана следовало, что пожертвования на лечение Блаш превысили три миллиона долларов.