– Да, – согласился я. – Все ведут себя по-разному. Но что потом? Почему не стараться сделать мир открытым? Ладно, весь мир пусть нельзя, но хотя бы к соседу протоптать дорожку?.. Там, где прошел я, можно пустить рабочих, пусть расширяют, копают, сносят, насыпают, выравнивают…

Он прервал:

– Не важно, что хочет ваш король. Важно то, что изволю хотеть я. Здесь все лишь по моей воле.

– Вы не хотите? – спросил я.

Он милостиво кивнул:

– Вам найдем работу. Я не хочу, чтобы о моем королевстве кто-то что-то знал. Случится предсказанная катастрофа или нет.

Я сказал с сочувствием:

– Изоляционизм обречен. К тому же я знаю о ваших землях. А как прошел сюда, так смогу и вернуться.

Он сказал недобрым тоном:

– Вы останетесь.

– Даже, – спросил я, – помимо моей воли?

– Здесь только моя воля, – отрезал он. – Я с вами разговариваю как с равным потому, что вы человек новый, здешних порядков не знаете. А так вообще-то любое мое слово – закон!.. Если скажу, вам придется смириться даже с цепями!

Он повернулся к двери, на меня пахнуло внезапной угрозой, я вскрикнул быстро:

– Не надо…

Он открыл рот для приказа, вижу по его лицу, но резко и неожиданно по ушам ударил грохот. Мощно пахнуло ветром, в глаза болезненно ярко блеснул яркий солнечный свет, а тело вздрогнуло от холода и пронизывающего ветра.

Я со страхом увидел вместо левой стены огромную дыру. Впечатление такое, что некто пытался выломать всю комнату, но сумел выдрать только половину: пол обрывается оскаленными плитами и обломанными досками.

Стол от меня медленно поехал к провалу, сбивая складками ковер, люстра раскачивается как безумная, почти не замедляет размах.

Вместо соседнего роскошного зала распахнулись вершины бесконечной горной цепи, абсолютно безжизненной, а пол под нами покачивается на вершине одной из покрытых льдом гор.

Я повертелся на месте, осматриваясь, Даунбелт захрипел, хватаясь за горло.

– Где… где… мы…