Допрыгавшегося кара настигает непременно: внезапно и беспощадно. А бывает и неоднократно, и тогда, как съязвила Раневская: попрыгунья с больными ногами прыгает сидя. Вот кое-кто и допрыгался, сидя на скале, и горюя: неужели я так поглупела в этой щенячьей оболочке? Выходило, что именно так. Ну, и как это понимать?

Первым мчащихся обров услыхал, конечно же, Тех и бойко запрыгал у меня на животе. Эти внизу ломанулись прочь. Но в той стороне, откуда они пришли в ущелье, спикировали два взрослых нарта. За ними шлёпнулся мой спаситель и весело мне протрубил. Я подскочила и помахала ему рукой, но тут же шмякнулась на живот – а вдруг бандиты подстрелят? Теперь же им нет нужды меня экономить. Я не высовывалась до тех пор, пока внизу всё не стихло. А на площадку не прыгнул гордый посыльный – взрослый нарт здесь разместит лишь половину задницы. Парень спустил меня прямо в руки Сарга. Я была готова к смерти. Но он прижал меня к груди и расцеловал в макушку, подробно объясняя, почему я такая дура. А я забыла спросить, сколько бандитов удалось взять живыми, чтобы познакомить их с моим супругом.

Вечером сгоношили праздничный семейный ужин. Все мои были так впечатляюще веселы, что нетрудно догадаться, насколько они перепугались. Я теребила себя, как могла, пыталась раскрутить настроение и запустить его в небо праздничным салютом, но мне становилось всё хуже и хуже. Уже не подташнивало – тошнило так, что тело гнулось в три погибели. Наконец, все это болезненное скопление многообещающе рвануло на выход, а я прочь из столовой. Далеко не убежала – скрючилась прямо тут же за дверью и вывернулась наизнанку. Едва не уткнулась носом в продукты своего производства, но чья-то сильная рука поймала за талию. Я повисла на ней, будто полотенце на батарее. Меня никогда в обеих жизнях так не рвало. Казалось, ещё чуть-чуть, и в омерзительную лужу под ногами полетит сердце, а за ним и всё остальное. Жутко болело в груди. Конвульсии в животе раздирали жилы, сосуды и нервы. Я долго умирала, а потом всё окончилось вместе с сознанием.

Очнувшись, поняла, что лежу в своей постели, что уже ночь, что хочу в туалет и… Не смогла пошевелить пальцами. Не смогла двинуть головой, плечами, ногами. В живых остались только веки, но толку в них никакого – темень в распяленных глазах непроглядная и ужасающе неестественная.

– Ксейя, детка! – почти упала на меня Мерона. – Очнулась!

– Пить, – кажется, беззвучно шепнула я и забеспокоилась о слухе наперсницы.

Она не расслышала, но догадалась. Моя голова поехала вверх, и вода тоненькой прохладной струйкой потекла в рот.

– Что со мной? – уже просто артикулировали губы.

– Может, потом? – мягко попыталась Мерона. – Ну, ладно. Ты беременна, детка, – ласково прошептала ведьма, обцеловывая мне лоб и щеки.

Но я это только чувствовала. Как не пыжилась, не могла разглядеть родное лицо в чудовищных потемках. Ни единого просвета, блика, шевеления тени.

– Сейчас ночь?

– Нет, – напряглась она. – Скоро вечер. Ты была в забытье почти сутки.

– Я ничего не вижу, – отчетливо прошевелила я губами.

– Не видишь? – не поверила мне Мерона.

Видимо, она мотала передо мной руками. Потому, что после минутного молчания чересчур спокойно погладила меня по голове и констатировала:

– Да, ты пока не видишь. Но, это временная слепота. Беременность – штука хитрая. Чего только не случается. Особенно по началу, а у тебя всего два месяца. Но ты не волнуйся…

Смешная всё-таки штука жизнь – подумалось мне. Весь день суетилась, тужилась, взрослела. А оказывается, уже пару месяцев, как взрослая…

И всё. Мир исчез внезапно и беспощадно.