А затем, что в той полукультурной среде, о которой ведётся рассказ, поэзия никакого значения не имеет, да и нигде она его не имеет. Дух поэзии мечется над землёй, тревожа некоторых людей и действительно производя на них действие, схожее с наркотическим, но в целом поэзия давно упала с пьедестала. И вот таким игровым образом автор возвращает поэзии её исключительное значение. Преодолевает этой игрой реальное унижение мерной речи. Утверждает действительное — опасное и магическое — её влияние. Что ж, конфликт в душе русской женщины Елены намечен любопытный.
Но никуда этот конфликт не выруливает. Действие романа увязает в частностях и деталях будничной Елениной жизни. «Стишки», когда-то перевернувшие её внутренний мир, отползают на задворки. Те, кто подсадил её на них, начинают спиваться, умирать, исчезать. Главным содержанием будней становятся отношения с родственниками, судьба дочерей, одна из которых оказывается нетрадиционной сексуальной ориентации. При этом родители так оглушены выживанием, что воспринимают это известие абсолютно хладнокровно: подумаешь, могло быть куда хуже. И действительно, в ситуации, когда люди начинают метаться и паниковать, если ребёнок хоть чуть задерживается после школы (и у них есть все основания для этого), сексуальная ориентация — это вообще ерунда какая-то.
Так что жизнь победила «стишки». Они стали пикантным дополнением к прозе выживания, периодическим приключением — и ничего в буднях Елены, по существу, не поломали. Героиня ползёт, ведомая своей женской «программой», которая будет посильнее всех «стишков» на свете. Накопление ежедневных усилий даёт свои результаты: в финале романа «Опосредованно» Елена фотографируется вместе с родными и друзьями и понимает: она не одна, она — пчела из общего «улья», плод могучей матрицы, частица вечного круговорота…
Название нового романа Сальникова кажется мне неудачным, некоторые персонажи — совершенно лишними, автор часто впадает в утомительное и вязкое многословие. Но сочинение его не бессмысленное, далеко не бессмысленное.
«В Москве народу много. Дед говорит, войны давно не было»
В названии статьи — цитата из нового сборника рассказов Елены Долгопят «Чужая жизнь» (2019). Долгопят не новичок в литературе, свет увидели её книги «Тонкие стёкла», «Родина», «Русское», она прилежная работница, да и трудится там, где прилежание необходимо, — в отделе архивов Музея кино. Хотелось бы привлечь внимание к этому негромкому вроде бы голосу, рассказывающему про самую трудную для описания вещь на свете. Про обыденность. Про то, как обыкновенные люди живут день за днём, — и как это необыкновенно на самом-то деле.
Писатель нынче пошёл мудрёный, замысловатый, по сто эпитетов на слово, бывает, что цепляет, а уж умом разлетается — ой-ой, и прошлое перепишет, и настоящее такой фантасмагорией начинит, что поди за ним угонись. А тут — ясная, чистая, спокойная интонация, как у советского гения Веры Пановой, к примеру. Девушка-студентка проснулась в общежитии, чайник поставила, вспомнила свои несостоявшиеся романы — точнее, грустные мечты о них. Подумала о шестидесятых годах прошлого века: «Прекрасный утренний мир. Когда незнакомцы улыбались, и пускали ночевать, и одалживали денег. И можно ходить без страха по дальним улицам, и каждый человек друг, и каждого впереди ждёт жизнь, исполненная смысла…» («Иллюзион»). В этом-то мире ей бы, голубке, и жить, да только нет его и не было никогда, это тоже иллюзион. А что есть?
Большинство героев Долгопят — москвичи, но это не мифические богатые, наглые москвичи из кошмаров провинциальной России, это те же самые «бедные русские», что живут хоть в Новосибирске, хоть в Муроме (Муром — родина автора), хоть где. Это люди трудовые, смирно и кротко зарабатывающие на смирную и кроткую жизнь, люди вне политики, люди, которым новые технологии принесли немножко возможностей, но мало что изменили по существу. Героиня рассказа «Katerinaa» — молодая журналистка, пользуется соцсетями, ведёт диалоги с незнакомыми «френдами», но главное в ней то, что она способна откликнуться на чужое горе. Ей удаётся разыскать постороннюю бабушку, случайно встреченную в электричке и пропавшую неведомо где. Нелепая старушка напомнила ей собственную бабушку, чужая жизнь на миг стала родной — и этого хватило на благодетельное усилие. А вообще-то пропасть тут, где всё кругом родное, легче лёгкого. Девушка Валентина сняла на время квартиру — оказалось, это мост во времени, и ты запросто из своего смартфонного 2017-го попадаешь в 1970-й, где из технологий — одна радиоточка на стене. Казалось бы, тут-то разгуляться, смело изменить ход истории! Но наша девушка благоразумно таскает новым приятелям деликатесы из будущего, а то у них всё картошка да пересуды о Бергмане. Другая девушка, отправившаяся по распределению в закрытую контору «Боровск-23», потеряла пропуск и оказалась запертой в замке советской секретности имени товарища Кафки («Объект»). Ничего, жить можно: товарки подкармливают, диванчик в каптёрке найдётся и даже такая же потеряшка стала приятельницей. Ей тут даже и лучше, чем на воле, где всё время кажется, что если смеются за спиной — так это над тобой смеются.
Фантастический элемент так деликатно и элегантно примешен к реальности, что и швов не замечаешь, доверчиво плавая по течению обстоятельного и мнимо-безыскусного повествования. Долгопят рассказывает о простых и главных вещах. Например: а что делать человеку, внезапно и остро ощутившему незначительность собственной жизни? Ведь знаменитыми, успешными, богатыми, необыкновенными и так далее выпадает быть на этом свете очень малому количеству людей. Жизнь проходит, а впереди ничего нет, кроме нищей вонючей старости и противного незнакомца (незнакомки) в зеркале. И герои «Чужой жизни» то и дело решаются на маленькие бунты, желая отыскать свою неповторимую жизнь, но обретают, ясное дело, всё примерно то же самое. Одному крошечному начальнику, который от скуки и тоски решил объявить окружающим войнушку, устроили сеанс арт-терапии («Терапия»), продемонстрировав, как он может в одно мгновение потерять всех близких. Псих сразу опомнился. Другому «бунтарю без причин» хватило невинной поездки с незнакомой женщиной («Поездка»), чтобы понять: в чужой жизни его никто не ждёт, а дома хотя бы родная жена, которая так хорошо всё понимает, что даже не спросит, куда вдруг завалилось её чучело…
Да, «мы созданы из вещества того же, что наши сны, и сном окружена вся наша маленькая жизнь» (Шекспир). И всё-таки хороший человек сумеет пройти сквозь времена и не замараться, сохранить своё человеческое достоинство и даже может умудриться быть счастливым, как жизнерадостная Верка- санитарка (рассказ «Верка»). А все наши несчастья — они ведь оттого, что один подмосковный Вася сделал для своей девушки неостывающую, вечно горячую шкатулку. Её отправили учёным в Москву, и один дурак-начальник шкатулку в научных целях разломал, а обломки уже не грели. «С тех пор мать взяла моду сваливать на московского дурака все беды. Она говорила, что если бы он не разломал шкатулку, то и Союз бы не развалился, и дядя Лёша бы не спился, и терактов бы никаких не было, и Вася не покинул бы нас так рано» («Вася»).
Конечно, намёк понятен, и что мы живём в ситуации, когда дураки разломали шкатулку, — сомнений нет. Но, сдаётся мне, и обломки той «шкатулки» греют. Как рассказы терпеливой сотрудницы отдела архивов Музея кино Елены Долгопят, хранящей явно идеалистические представления о литературе.
«Литература — сказка о реальности, придание реальности смысла и значения, прекрасного или ужасного, возвышенного, уродливого, хотя бы какого- нибудь; не смысл, тоска по смыслу» («Иллюзион»).
«Пользование сотовыми телефонами отодвигает приход Мессии»
В заголовке статьи — фраза из романа известного писателя Александра Иличевского «Чертёж Ньютона» (2019) (это надпись в Иерусалиме). Лауреат «Букера» и «Большой книги», Иличевский по образованию физик, окончил Московский физтех, и его взгляд на мир привлекателен точностью и масштабом обобщений. Его не волнуют частности русской истории — перед ним расстилается само Мироздание!
Героя книги «Чертёж Ньютона», учёного Константина, занимающегося проблемами «тёмной материи» (это термин физики, а не определение нового Правительства РФ!), мы застаём в пустыне Невада. Он мчится разыскивать секту загадочных «девкалионов», затащившую в свои недра его нелюбимую тёщу. В пустыне у героя начинаются первые прозрения: он видит населяющих атмосферу духов, довольно причудливых. К примеру, один из духов имеет образ гигантского кролика. Тёща убыла уже в мир иной, и Константин перемещается в Москву, а затем на Памир исследовать заброшенную станцию, на которой остались таинственные кассеты с записями. С помощью этих кассет Константин намеревается постичь замысел Создателя. Экспансия призрачных духов тем временем продолжается и становится всё более агрессивной.
Вернувшись в Москву, герой узнаёт об исчезновении своего отца, постоянно проживающего в Израиле, на границе Иерусалима и Вифлеема. Только появившись в романе, отец тут же становится главным действующим лицом. Бывший геолог, поэт, археолог и отшельник-краевед, отец воплощает собой богатырскую породу людей, обуреваемых сверхценными идеями. Смирная жизнь не для них. Им надо «бороться и искать, найти и не сдаваться». Когда-то таких людей ставила себе на службу советская власть, и они рассекали суровые просторы, форсировали ледяные реки, отыскивали ископаемые, расщепляли атом, строили и воевали… Нынче таким людям нелегко найти место на земле. И грандиозный отец витийствует на сборищах иерусалимской богемы, перебиваясь случайными подработками. Стихи, философские заметки и речи отца занимают, пожалуй, центральное место в книге. Хотя, как большинство учёных, автор честен, и сэр Айзек Ньютон тоже появляется в романе, названном «Чертёж Ньютона», — воображаемый сэр Айзек хочет примирить науку и религию, восстановить план Храма Соломона, в котором и скрыта тайна Мироздания.
Не скрою: приятно было из душного мира повседневности (коронавирус — министр культуры — отставка Суркова — коронавирус) перенестись в просторную Вселенную, где живут непоседы, отец и сын, разгадывающие код Создателя. Тем более у автора прозрачный и занимательный слог, описания точны и ярки, встречаются остроумные пассажи. «Стоит взглянуть на время как на зверя. Ибо человеческое тело остаётся неизменным с тех самых пор, когда — двадцать тысячелетий назад — оно было более пригодно для охоты на шестиметровых ленивцев и бегства от саблезубого тигра, чем для сидения в кресле у камина. Общаясь с собственным телом, мы часто встречаемся со временем в виде пещерного человека с дубинкой в руках, с кем нельзя ни о чём договориться.»
А уж Иерусалим воссоздан в слове с исключительной силой — и взгляд тут не туристический, а глубокий, исследовательский. И никакого притом космического холода и равнодушия к человеку отец и сын во Вселенной не видят: Вселенная моральна. «Мораль рождается, когда один человек ставит себя в зависимость от существования другого, подобно тому как элементарные частицы связывают свои волновые функции, подчиняясь неизбежности закона природы. Мир без морали — это мир корпускул, которым безразличны другие частицы-личности. Мораль — это что-то вроде закона тяготения.»
Вот спасибо, как говорится. Однако этот всеобщий закон морального тяготения на самих героев никак не действует. Возьмём Константина: на тёщу, сгинувшую у «девкалионов», ему плевать, это ладно. Но он абсолютно равнодушен к своей жене, у него нет друзей, за которых болела бы душа, у него есть дочь, выучившаяся в Англии и где-то на островах Тихого океана служащая волонтёром, — с ней он почти не общается и судьбой её не озабочен. Как и папаша, бросивший семью, Константин такой же беглец во Вселенную, где есть всё, кроме близких и родных людей. Восстановить план Храма Соломона, конечно, грандиозная задача, но как быть с близкими, которые в этой задаче никак не фигурируют и не учитываются?
Недаром мы застали героя в пустыне. Туда, в одиночество под звёздами, и стремится его беспокойный разум. Пустыня! На худой конец Памир. Или — Святой город Иерусалим, модель мира. И воображаемый силуэт Храма, который можно восстановить хитроумными магическими манипуляциями. Из всех людей на земле Константина волнует только его отец- беглец — как своего рода идеал Побега в пустыню. «Мораль рождается, когда один человек ставит себя в зависимость от существования другого», — именно это немудрёное правило и чуждо герою. Он не хочет ставить себя в зависимость от существования другого, он желает ускользнуть, улизнуть, убежать, и Вселенная для него вместе со своим существующим (несуществующим) Создателем — это всего лишь способ побега. Своего рода ментальная крепость. Надёжный способ избавиться от несносных близких с их жалкими проблемками. Кто станет приставать к учёному, озабоченному постижением тайны Мироздания, с квитанциями по квартплате? Жена Константина явно попивает, но его взгляд бестрепетно отмечает сей факт: есть дела куда важнее.