Другим членом следственной группы, не проявившим энтузиазма в поддержке Эртлы, был детектив, ездивший к патологоанатому насчет останков Эйнара Адальбертссона. Он сидел за столом, смотрел на монитор и лишь изредка поднимался, чтобы принести себе стакан воды. Проникшись сочувствием, Хюльдар отделился от преданных сторонников Эртлы, убежденных, что они вот-вот закроют дело, и подошел к нему. Сам он посещать патологоанатомическую лабораторию не любил – каждый визит оборачивался испытанием для его глаз, носа и ушей. Судя по пепельно-серому лицу коллеги, то же случилось и с ним. Сначала – лекция судмедэксперта о разложении человеческих тканей, и только потом допуск к гробу с останками Эйнара Адальбертссона. Бедняга едва не поперхнулся, описывая Хюльдару свои ощущения, а потом повторил сказанное патологоанатомом.

– Энзимы и микробы разрушают внутренние органы за несколько лет, так что исследовать их не представляется возможным. – Он состроил гримасу. – И слава богу. Не уверен, что справился бы с этим испытанием. Там еще оставались ошметки кожи и плоти на костях. Я бы не так возражал, будь там скелет. – Он зажмурился, поежился и отпил воды. – Жуть. Глаз не было, может, провалились в череп, но спрашивать я не стал, испугался, что патологоанатом попытается их достать. На голове клок волос… – Детектив шумно выдохнул. – Хочу, чтобы меня кремировали.

– Ты не единственный, кто пришел к такому выводу после посещения этого заведения.

– Мне, наверное, повезло. Могло быть много хуже. Патолог сказал, что, если бы гроб был герметичный, тело превратилось бы в подобие гнилостного супа.

– Что-нибудь еще, кроме этих приятных воспоминаний? Как насчет причины смерти? Раз уж он заставил выслушать эти приятные описания, то должен был и информацией поделиться.

– Оказалось, не все так ясно, как он сказал Эртле. Сказал, что будет настаивать на проведении надлежащего вскрытия, которое и должно выявить подлинную причину смерти. Но это определенно не сердечный приступ. – Он снова поежился. – В чем я и сам убедился, когда увидел затылок.

– И что же ты увидел? – «Только без живописных подробностей», – мысленно добавил Хюльдар.

– Дыру. Почти идеально круглую.

– И что? Насколько я понял, он поскользнулся, выходя из ванной, и ударился головой. Он ведь страдал от аритмии, да?

– Да. Трещина у основания черепа могла быть результатом удара о край ванны. Но была и другая рана, округлая, оставшаяся после удара тупым предметом. По крайней мере, так считает патологоанатом.

– Почему же об этой, второй, ране не было упомянуто в отчете о вскрытии? Вы уверены, что это то самое тело? Не получится ли так, что где-то есть еще одна пустая могила и что через какое-то время обнаружится и гроб Эйнара?

– Тело не осматривали. Никакого вскрытия не проводилось. В то время никто не сомневался относительно причин смерти Эйнара. Тот ждал своей очереди для установки электронного стимулятора сердца, лечился от аритмии, которая зачастую становится причиной головокружения. Падал Эйнар не раз и не два, и рана на голове могла быть получена в результате такого падения и удара о край ванны. В свидетельстве о смерти упоминаются кровь и волосы на бортике ванны в том месте, где он ударился. Жил Эйнар один; на то, что в момент смерти рядом находился кто-то еще, указаний нет. – Полицейский пожал плечами. – Единственная близкая родственница – дочь, и оснований, чтобы потребовать провести расследование, она не обнаружила. В общем, все согласились с тем, что имел место несчастный случай. Но теперь, учитывая дыру в затылке… Очевидно, она появилась… – Лицо его снова посерело. – Понятно, что о несчастном случае речи быть не может. Неясно только, мог ли доктор, выписавший свидетельство о смерти, определить, не проводя вскрытие, что ран было две.

Хюльдар задумался.

– Но это точно он?

– Да. Доказательства неоспоримые. На одном пальце сохранилось обручальное кольцо с именем его покойной жены, на другом – масонское. Но судмедэксперт намерен запросить стоматологическую карту – если она, конечно, существует – и попытаться выяснить, не было ли у Эйнара старых повреждений, по которым его можно опознать. Не исключено, что тело принадлежит кому-то другому, но вероятность этого невелика.

Группа вокруг Эртлы постепенно разбрелась. Интересные поручения нашли своих исполнителей, остались только самые нудные. Те, до кого очередь еще не дошла, стояли, опустив головы, надеясь, что она их не заметит.

Хюльдар поднялся, вернулся за свой стол и, открыв журнал полицейского учета, отыскал запись, касающуюся смерти Эйнара Адальбертссона одиннадцать лет назад. Он не удивился бы, снова вытащив пустышку и не обнаружив ничего. Но, похоже, охвативший группу оптимизм имел под собой некое основание, и отлив сменился приливом.

Запись не была особенно информативной, но картина происшествия прояснилась. Уборщица Эйнара пришла в квартиру, как всегда, около одиннадцати в понедельник и обнаружила его лежащим в луже крови на полу в ванной. В ванную она заглянула, потому что услышала шум воды. Обычно на время уборки он уходил из дома. Женщина запаниковала и, даже не проверив, жив Эйнар или нет, сразу позвонила в «Скорую». Прибывший врач признаков жизни не обнаружил и, в свою очередь, позвонил в полицию, хотя никаких сомнений относительно произошедшего у него не возникло.

Все указывало на то, что хозяин квартиры упал и ударился головой о ванну. Пьяным он не был, поскольку запах спиртного отсутствовал. Из одежды на нем была пижамная пара, в руке – зубная щетка с пастой. Содержимое медицинского шкафчика указывало на то, что Эйнара лечили от высокого давления. Это подтвердил и врач, выписавший ему лекарства; он также добавил, что его пациент страдал от аритмии, из-за которой однажды потерял сознание и упал. Ничто не свидетельствовало о том, что его смерть стала результатом несчастного случая.

Расследование показало, что накануне вечером Эйнар получил сообщение от внука, мальчика тринадцати лет, сына пасынка Эйнара. Мальчик спрашивал, сможет ли дедушка купить туалетную бумагу, которую он продаст, а вырученные деньги передаст на благотворительность. Эйнар сразу же ответил, что согласен. Полиция связалась с подростком. По его словам, он заходил к дедушке и пробыл у него с полчаса. Также мальчик сказал, что старик чувствовал себя не очень хорошо и собирался лечь. Насчет болезни дедушки он ничего не знал. Звали мальчика Трёстюр Агнесарсон. Отвечая на вопросы, он сказал, что его отец умер, а работавший по делу полицейский поверил подростку на слово и проверять показания не стал. Имя Йоуна Йоунссона не прозвучало.