Казалось, это успокоило мальчика. Он повеселел и словно обмяк.

Ластычев подходил все ближе и ближе. Он шел вперед на цыпочках и уже протянул руку...

«Обман! – всколыхнулось в голове у Вани, – Это может быть обманом! ОНО послало его, но на этот раз ОНО действует хитрее, потому что однажды уже проиграло. ОНО! УБЬЕТ МЕНЯ!!!»

До Вани внезапно дошло, какую глупость он совершил. Ведь если нельзя верить даже папе... Даже своему папе, то как он мог поверить этому худому старику с такими серыми, злыми глазами?

В этих глазах, в этой походке, на пальцах руки, протянутой к автомату, он увидел кровь. Много крови. Этот человек не тот, за кого себя выдает! ОНО! Конечно, ОНО все-таки оказалось сильнее! ОНО не могло подействовать на Ваню, потому что он не такой, как все, но ОНО легко расправлялось с другими и наверняка послало этого старика с одной целью – УБИТЬ ЕГО.

Ваня вскинул автомат, правая рука нащупала ребристую рукоять, палец лег на спусковой крючок, и лицо этого старика... Оно изменилось. Оно стало злым и некрасивым. Старик ощерился, обнажив коричневые от табака зубы, глаза превратились в два тонких булавочных острия, казалось, они прокалывают Ванину грудь, пытаясь добраться до сердца, и за секунду до того, как Ваня успел нажать на спусковой крючок, старик прыгнул на него, сбивая с ног.

Одиночный выстрел громко прозвучал в тишине, Ваня почувствовал, как автомат вырвался у него из рук и полетел куда-то в сторону.

Худой злой старик оказался неожиданно сильным, он схватил Ванины запястья и резко нажал – так, что Ваня, застонав, упал на колени. Затем старик уперся своим коленом ему в грудь и повалил на спину.

Старик по-прежнему щерился, но уже как-то по-другому. Словно от боли. На его выцветшей военной рубашке, рядом с левой подмышкой, в двух сантиметрах от кармана, красовалась маленькая дырочка с аккуратными, будто оплавленными, краями.

– Я же говорил тебе, что это не игрушка. Ты что, спятил?

Ваня приготовился зажмуриться. Сейчас старик будет его бить... Но старик просто сидел на нем, уперев колено в грудь, и крепко держал за руки. Кровь, которая, казалось, была на нем, куда-то исчезла. Только под мышкой, там, рядом с дырочкой... Рубашка прилипла к телу и потемнела.

– Ты что, решил перестрелять всех алкоголиков в округе? – Старик говорил сухим каркающим голосом, но не зло, а как-то... сварливо. – Тогда тебе потребуются два грузовика патронов, не меньше.

Хватка ослабла. Старик убрал колено с Ваниной груди и встал на ноги. Он задрал рубашку, и Ваня увидел, как струйка темной крови побежала по выпирающим ребрам. Старик, поморщившись, сдавил рану пальцами.

– Царапина, – объявил он. – Просто немного чиркнула и улетела в стратосферу. А могла бы... – Он погрозил мальчику пальцем: – Ну, чего разлегся, вставай!

Он не собирался убивать Ваню. И даже бить не собирался.

Мальчик сел. Руки его дрожали.

– Вот пойдешь в армию... – разглагольствовал старик.

Он подобрал лежащий в траве автомат, отсоединил рожок и ловко передернул затвор. Блестящий патрон выскочил из черной дырки. Старик подобрал его и заправил в магазин. Затем щелкнул рычажком справа – дырка исчезла, скрытая вороненым металлом – и примкнул магазин.

– Так он уже не выстрелит. – Старик почесал в затылке, вспоминая, что он хотел сказать. – Да, так вот... Пойдешь в армию, тогда настреляешься выше крыши. До отрыжки, можно сказать, настреляешься. А меня-то за что? Я что, не открыл тебе вовремя шлагбаум? Шлаг – баум, – он повторил свою жестикуляцию прилежного школьника.

Ваня смотрел на него – все еще с подозрением.