Он подтянулся на локтях и посмотрел еще раз. Кусты раздвинулись, и на открытое место вышел крупный мальчик. Глаза Ластычева к старости приобрели дальнозоркость, к тому же – это лицо трудно было с кем-нибудь спутать.

«Постойте-ка... Да это же один из юркинских». Ну конечно, Ластычев даже знал дом, где жила семья парня. «Что он здесь делает? Один?»

На этот вопрос еще можно было придумать правдоподобный ответ, но на другой – «Что он здесь делает с автоматом?» – у комбата ответа не нашлось.

Мальчик остановился и осторожно потрогал нос. Из ноздрей тянулись к подбородку две засохшие дорожки крови. «Э, а парню-то крепко досталось».

Сейчас мальчик стоял, и Ластычев, как ни старался, не слышал больше никаких шорохов и не видел никакого движения в кустах. Он подумал, что момент весьма подходящий, другого такого может и не быть.

Он поднялся на склон (бруствер) и помахал рукой:

– Э-эй! Привет!

Мальчик обернулся, и Ластычев приготовился в случае чего нырнуть обратно, спрятаться за склоном... Но мальчик не делал никаких резких движений.

– Парень... – Ластычев говорил размеренно, стараясь, чтобы его голос звучал как можно беззаботнее, он подумал, что ведет себя так, будто это он собирается брать мальчика в плен. – Ты... узнаешь меня? Ты ведь из Юркина, правда?

Мальчик едва заметно кивнул, и Ластычев почувствовал облегчение. «Кажется, он может немного соображать. Конечно, на вид ему до рубля не хватает копеек восьмидесяти, но что теперь поделаешь? Может, это и к лучшему? В нашей-то ситуации?»

– Я живу рядом с вами. Опускаю шлагбаум. Шлаг, – он поднял согнутую в локте руку, словно прилежный ученик, знающий ответ на трудный вопрос, заданный учителем, – баум, – опустил ее. – Шлагбаум! Понял? Андерстенд ми? Ферштейн?

«Вырвалось... Лучше не говорить непонятных слов, а то, глядишь, лампочка в его голове совсем перегорит. Она и так еле-еле светит».

– Я хочу сказать, что я – ваш сосед. Ну, сосед... Ты знаешь, что такое сосед?

Мальчик снова кивнул. Он не говорил ни слова.

«Э, да парень-то, видимо, совсем плох. Ну конечно, а ты что, надеялся, что он разразится приветственной речью на четырех языках? – Ластычев с сомнением посмотрел на круглое лунообразное лицо. – Хоть на одном сказал бы что-нибудь».

Мальчик вдруг заговорил. Слова его звучали странно – словно он только вчера научился говорить. Это было похоже на голос робота из фантастического фильма.

– У вас... болит... голова? – Не особенно надеясь, что Ластычев его поймет, мальчик показал сначала на голову, потом ткнул коротким толстым пальцем в сторону комбата.

Ластычев виновато улыбнулся:

– О-о-о... Тут ты, парень, попал в точку. Не знаю, кто тебя надоумил... Но у меня действительно болит голова...

Автомат начал медленно подниматься. Ластычев сообразил, что он сказал что-то не то, и поспешил исправиться: