— Ну, нам пора убираться отсюда, если не хотим умереть смертью храбрых, — неловко рассмеялся я.
— Мы… Не хотим… Умирать…
Это был голос Эммы, и при этом — мейнфрейма Тёмных. Я вздрогнул, делая шаг назад. Всё внутри перевернулось, а комок из странных чувств и эмоций, спрятанный в груди, отозвался острой болью. Конечно, чёрт подери. Всё должно закончиться вот так. Предательством. Как тогда, во время Третьей Мировой. Человек, которому я доверял, как себе, переходит на сторону врага. Так просто… И так ужасно.
— Эмма, я… Так нельзя!
— Так нельзя, — коротко кивнула она, а во взгляде тёмных карих глаз вспыхнула боль. Такая же, что сейчас ощущал я. — Но так надо.
— Почему? — вырвался тот ком из меня. — Почему…
— Тёмные не хотели сражаться с самого начала, — вздохнула Эмма. — Их омрачило влияние Кардинала, частично соединившего свой разум с ядром. Теперь, когда он мёртв, они хотят мира. Но мира между нами не будет… По очевидным причинам.
— Поэтому ты хочешь здесь умереть?!
— Я не умру, — вдруг подошла она ко мне, схватив пистолет за дуло и приставив оружие к своей груди. — Не умру, если этого не захочешь ты, Джон. Мне нужно остаться здесь… Потому что к людям я больше вернуться не смогу.
— Пожалуйста… — со слезами на глазах взмолился я, едва удерживая Five-Seven в потных ладонях.
— Мир, дружба, жвачка, — рассмеялась Эмма. — Но не сейчас. Когда-нибудь потом. Я такая эгоистка, да, Джон? Думаю только о себе…
— Нет, — скрипнув зубами, произнёс я. — Вся ваша раса… Мертворождённая. Дети, родители, Тёмные и человечество? Ха! Я так устал в этом разбираться… Я… Я просто хотел счастья, Эмма. Счастья для себя, для близких… Для тебя.
— Иногда, чтобы найти счастье, нужно испить полную до краёв чашу несчастья. Выбери, Джон. Иначе мы оба будем погребены под завалами из обломков дредноута. Я-то выживу, металлическая всё-таки. А вот ты — вряд ли.
— Что мне выбирать… — обречённо вздохнул я.
— Стрелять — или нет, — твёрдо объяснила девушка, всё ещё сжимая пистолет ладонью.
Как назло, нейроинтерфейс высветил проекцию, постепенно набиравшую объём, цвет и звук. Мужчина в строгом официальном чёрном костюме и яркими розовыми глазами посмотрел на меня, не видя Эмму, стоявшую прямо за его спиной. А с его появлением её перестал видеть и я.
— Военные маякнули, что тактическая кукла под кодовыми идентификатором М4 перестала выходить на связь, — смакуя сигару, протянул своим настоящим голосом Президент. — Ты убил её, Джон? Скажи, что убил, я не могу видеть твоё лицо, уж извини.
— Я…
— Я мониторю твой пистолет, пёсик, — как бы невзначай произнёс мужчина. — Маловато ты выстрелил для убийства такого хорошего боевого экземпляра, как Эмма. Ну? Не заставляй меня спрашивать дважды.
Всё тело свело от невыносимой душевной боли. Рука, державшая оружие, дрогнула. Охотник и Эмма… Почему-то говорили практически об одинаковых вещах. И я бы мог над этим подумать, поразмыслить, придти к каким-то выводам. Но не сейчас! Не сейчас, когда слёзы обжигающе текут по лицу! Не сейчас, когда всё естество разрывает от ужасающего чувства отчаянья!