Что же рассказывали чусовляне?
— Заводчиков всяких у нас, на Урале, перебывала тьма-тьмущая: Демидовы, Яковлевы, Шуваловы, и другие, и прочие. А началось со Строгановых. И каждый и себе-от, и родне несчисленное тут богатство у нас набрал!
— В Висиме улица есть, Арзамасская. Получилось так. Демидов который-то выиграл в карты у одного помещика из города Арзамаса людей, а жительство им указал вот тут, в Висиме.
Про Ермака и Пугачева говорят с любовью и с гордостью.
— Ермак родом из чусовских казаков. Он славится, как сама Чусовая! Хоть и обыкновенный наш человек, а до чего сильный был. здоровучий!
— Программы у Ермака особой, кажись, не было. Шел за правду, и все. А у Пугачева была — заводы забирал: вот завоюю все, и будете у меня свободными! Пугачев поважнее, конечно, будет. Ермаку в церкви пели вечную память, а Пугачеву и Стеньке — анафему.
— На Чусовой здесь еще Иван Кольцо подвизался. У стариков деньги отбирал, караваны грабил. Но это отдельно от Ермака, Иван-то. Воду только мутил.
Бережно хранит народ память о сплавщиках — мастерах своего нелегкого дела. Называют Окиню, Лупана, Савоську. И тут же поясняют, что они-де описаны Маминым-Сибиряком, а в качестве прототипов использованы такие-то и такие-то реально существовавшие люди, которые жили там-то и там-то. Все помнится в подробностях, как будто происходило вчера, удивительно даже!
Среди сплавщиков наиболее славен Вася Балабурда, чусовской крестьянин-силач, здешний почти что былинный богатырь, которого за его удаль, за проворство и ловкость в работе знает и любит вся Чусовая. «Плавал он атаманом каравана. Роста был огромадного, силы непомерной. Якорь в восемнадцать пудов перетаскивал с носа на корму. Такие тягости мог носить! Но неуклюжий был». — «Силищи в ём было столько, сколько у пятнадцати здоровых мужиков. Пятнадцать человек по слизням барку катили, а он один за веревочку тянул». — «В кабак зайдет, если кто дебоширит. Вася подденет за опояску на пальчик и вытащит. Его любили, силяка такого да не любить! Балабурда — значит сильный. Только очень смирный был, мухи не пошевелит. Его возили в Петербург, хотели сделать борцом, что ли. Да передумали, потому что он из себя некрасивый был: сутулый, горбоносый. Вино пил ковшиком. А умер от того, что надорвался… Шибко давно то было».
…Так вот добрались мы до Кына.
У туристов обычай: разбивать лагерь на луговине, что насупротив бывшей кыновской пристани.
Мы говорим: «характер местности», «лицо населенного пункта». Некогда это были метафоры, теперь языковеды причислили их к разряду «терминологических словосочетаний». Пусть будет так. Ведь важно не то, как назвать, а то, что это очень емкие «словосочетания». Ведь действительно есть «характер», есть и «лицо»!
Глядишь через реку на Кын, и почему-то вспоминается тебе Старая Утка…
По «характеру» своему Кын и Утка — настоящие антиподы: Утка что есть силы карабкается на крутогорье, амфитеатром встала по-над рекой — к воздуху, к солнцу (веселый поселок, душа нараспашку!); Кын же весь потаенный какой-то, недоверчивый и словно в себя ушедший. Разбросал несколько десятков строений по левому берегу Чусовой (будто дозор выставил), а сам залег двухсполовинойкилометровым рукавом в лощине речушки, давшей ему не только приют, но и имя. (Кын — по-мансийски холодный. Говорят, что вода в этой быстрой и шумной по весне речушке на редкость студеная.)
Это старинное уральское село. Началось оно от железоделательного строгановского завода, заложенного в середине Will столетия. Место выбрано было дальновидно и с разумением: с одной стороны Чусовая, а с другой — Кунгурский тракт. «Кын — золотое донышко», — ласково говаривали в те времена. Первой фигурой, всему задающей тон, был здесь купец.
В Кыне много одноэтажных и двухэтажных домов, рубленных по-старому, и в силу того весьма своеобразных конструкций. Бревна толстющие, кондовые. Немало тут домов и осевших и покосившихся от времени, напоминающих знаменитую наклонную башню в Пизе, а все равно жилых, и живущие в них люди, видно, считают их вполне надежным пристанищем, поскольку о ремонте никто как будто не помышляет. Затейливая резьба на фронтонах, наличниках и воротах. В некоторых уголках поселка чувствуешь себя словно в музее.
В жуткое время колчаковщины поселок семь раз переходил из рук в руки. Кыновская добровольческая дружина сражалась и с белочехами Гайды, и с белогвардейцами Колчака, и с местными беляками. Лишь к лету 1919 года Кын. как и Староуткинск, был окончательно освобожден Красной Армией.
Сейчас это окраинный райцентр Пермской области.
До глубокой ночи просидели мы у костра.
Над поселком громоздились крутые, мохнатые берега. Желтые огоньки, неяркие и немногочисленные, светились словно во чреве ночи. Отражались в иссиня-серой воде.