— Не подходи!
Срывающийся, почти безумный крик заставил расколоться чудный сад. Ничего не понимающая Ханна очутилась на холодном каменном полу, среди разбросанных осколков фарфора. Один из них до крови оцарапал голую ступню девочки — тут в самый раз было проснуться, но нет. Кошмар продолжался.
— Оставь меня наконец в покое!
Она помнила этот голос. Сколько раз он подстерегал ее из-за угла, рассыпался едким смехом и выкрикивал обидные прозвища. Звонкие колокольцы рассыпались по широким плечам, запутались в пышных кружевах жабо. Но на сей раз Шут кричал не на нее. А на кого же тогда?
— Проклятье… проклятое, проклятое колдовство!
Он остервенело топтал что-то ногой в расшитой бархатной туфле. Жалобно звякнуло стекло. Тут только Ханна разглядела в углу комнаты распростертое тело женщины в белых одеждах. Мягкая матовая ткань контрастировала с угольно-черной кожей незнакомки, цветы из венка усыпали залитый тенью пол. Где она уже видела эти лиловые венчики, источающие приторный аромат?
— Нет… нет!
Казалось, сами стены содрогнулись от его вопля. Что-то пронеслось мимо Ханны, словно рой рассерженных пчел. Осколки. Множество осколков — как в той детской сказке, они выстроились на стене ледяными узорами, то складываясь воедино, то снова разбегаясь, как цветы калейдоскопа. Откуда-то из темноты соткалась черная рама, изогнулась ажурным деревянным кружевом.
Дрогнули безжизненные пальцы разбитой куклы. С костяным стуком, будто сама Смерть поднималась с пола, статуя медленно восстала, нависнув над скорчившейся в ужасе фигурой шута. Тот повернул голову, словно бы искал, куда ему спрятаться, скрыться от угрожающе раскачивающихся гигантских колокольчиков на стене. Его лицо — лицо Темного Графа, девочка видела его всего пару раз, но это был точно он. Тонкие губы что-то беззвучно шептали, молили о помощи — а затем застыли глумливой ухмылкой холодной маски…
Она бы и рада, да только пальцы хватали пустоту, а сверху падали все новые и новые маски. Хохочущие лица, высунутые языки, прищуренные глаза — от их адских криков у Ханны волосы стали дыбом. Она закричала сама — и поперхнулась холодной водой из звездного источника.
— Да очнись ты наконец!
Бересклет тряс ее за плечи, словно куклу. Вокруг царила суматоха: в воздухе носились птицы, то и дело задевая их своими крыльями; мыши, бурундуки, белки и прочие гости Бузины, нашедшие прибежище на ее поляне, словно разом обезумели, и сновали туда-сюда, натыкаясь на невидимые стены западни. Откуда-то доносились звуки ударов, словно бы кто-то наотмашь молотил по земле сорванной веткой.
— Где Коори?
— Надо же, и обо мне вспомнили! — фейри свалился откуда-то сверху, потирая расцарапанную щеку. К его одежде и лицу прилипло несколько пушинок, которые он безуспешно пытался смахнуть прочь.
— Что случилось?
— Бежать надо! — обернувшись, Коори пригнулся, будто спасаясь от невидимого удара. Что-то действительно с силой хлестнуло старую иву, под которой Ханна всегда спала, да так, что корявый ствол негодующе заскрипел, выбрасывая вперед гибкие побеги. Кое-как выбравшись из-под зеленого полога, они побежали.
— А матушка Бузина?
Ее не было видно нигде. Уклоняясь от продолжающего их преследовать невидимки, девочка увидела у реки усыпанный ягодами куст. Бузина не могла прийти им на помощь, лишь горько шелестела поникшими листьями.