Ты был когда-то чутким, думающим мальчиком, и я от всей души надеюсь, что ты стал таким же чутким, думающим человеком.

Коробки доверху заполнены блокнотами, сплошь исписанными простым карандашом, мелким почерком. Чуть ли не на каждой странице подклеены листочки с заметками. Сбоку в коробки засунуты пластиковые конверты с ксерокопиями обтрепанных рукописных листов, где половины текста не хватает. Есть и книги – толстенный греческо-английский словарь и «Компендиум утраченных книг» какого-то Рекса Браунинга. Сеймур закрывает глаза, и перед ним возникает выкрашенная золотой краской стена над лестницей, непонятные буквы, картонные облака покачиваются над пустыми стульями.

Тюремный библиотекарь позволяет ему хранить коробки в углу зала, и каждый вечер Сеймур, усталый от хождения по Земле, садится на пол и перебирает их содержимое. На дне одной коробки в папке с надписью «Вещественные доказательства» он находит пять ксерокопий сценария – полиция забрала их в тот день, когда его арестовали. День, когда у детей была генеральная репетиция. На последних страницах одного экземпляра – множество исправлений, сделанных не почерком Зено, а другим, беглым и решительным.

Пока он сидел внизу со своими бомбами, дети на втором этаже переделывали окончание пьесы.

Подземная гробница, осел, камбала, ворона, летающая в космосе, – дурацкая же история. Но в пьесе, которую сочинили Зено с детьми, есть нечто прекрасное. Иногда в ксерокопиях мелькают греческие слова – ὂρνις, орнис, это значит и «птица», и «предзнаменование», – и Сеймур испытывает то же чувство, как под взглядом Верного Друга, будто ему позволили одним глазком заглянуть в старший, цельный еще мир, где каждая ласточка, каждый закат, каждая гроза были полны жизни и смысла. К семнадцати годам он убедил себя, что все без исключения известные ему люди – паразиты, оголтелые потребители. Но, восстанавливая по крупицам перевод Зено, Сеймур начинает понимать, что истина бесконечно сложнее, что все мы прекрасны, хоть и составляем часть общей проблемы, и что быть частью проблемы – значит быть человеком.

В конце пьесы он плачет. Аитон пробирается в сад посреди заоблачного города, разговаривает с великаншей-богиней и раскрывает Супермагическую Ультрамогущественную Книгу Обо Всем На Свете. В научных статьях, которые хранятся среди бумаг Зено, советуют переводчикам располагать листы в таком порядке, чтобы под конец Аитон и оставался в саду, узнав тайны богов и освободившись наконец от смертных желаний. Но дети, как видно, в последнюю минуту решили, что старый пастух не станет дочитывать книгу. Он съедает розу, предложенную богиней, и возвращается домой, к земным зеленым холмам Аркадии.

Летящим детским почерком под вычеркнутыми строками записана на полях новая реплика Аитона:

– Мир хорош и таким, какой он есть.